вырвать вырвать вырвать и сломать, заставив её истекать кровью и кричать от боли.
– Давай займёмся сексом? – предложил я с глумливой улыбкой, искренне веря, что она не против. – Я так тебя хочу.
Она не была против.
Я потянулся к выдвижному ящику стоящего рядом шкафа и вытащил нож, успешно замаскировав свои действия под доставание презерватива. А ножик оказался такой острый, что при одном взгляде на него, казалось, можно было порезаться. Но пока рано давать себе волю воспользоваться. Я долго хранил его там, любовался, представлял себе много чего, получал удовольствие, но никогда не думал, что мне придётся его использовать в самом деле.
Нож с золотой рукояткой с небольшим кусочком настоящего рубина и сверкающим лезвием, который служил украшением моей комнаты, пока я не снял его со стены, чтобы подержать в руках, а затем просто не смог повесить его обратно. Он достался нам в наследство от какого-то по счёту дедушки. Я не вдавался в подробности; влюбился в это чудесное орудие с первого взгляда, а на остальное мне было плевать.
Вот день, когда я могу пустить этот ножик в ход, кажется, настал.
– Ложись на кровать, – сказал я в ухо девочке. – Без лишних разговоров. Просто ложись.
Она повернулась ко мне и отрицательно покачала головой.
– Простите, но я не могу… У меня есть жених.
Как очаровательно, что она решила вспомнить об этом после того, как я трахнул её пальцами. Или может это так подействовал страх, который коснулся её кожи и покрыл мурашками.
Я вновь улыбнулся, словно меня растрогали её слова, однако нож всё так же держал в руке.
Но она его на этот раз заметила.
В глазах возникло сначала изумление, затем недопонимание, и только когда наши взгляды встретились, девочка всё прекрасно поняла.
Она схватила ручку двери, но я всего одной рукой толкнул её на кровать, почти не прикладывая никаких сил. Очень лёгкая, как пёрышко, хрупкая, как хрусталь. Она упала, и я залез за ней, нависая над её дрожащим тельцем.
– Издашь хоть звук, и я вырву тебе сердце голыми руками, – прошипел я, наклонившись ближе к её уху. – Веришь?
Она всхлипнула, но ответа чёткого так и не дала. Я с ярым удовольствием сжал ей тонкую шейку одной рукой, а второй медленно заскользил лезвием по белой нежной коже. Такой же нежной, что лепестки благоухающей розы. Я прикрыл глаза на секунду
и представил, как, должно быть, здорово кровь смотрелась бы на белизне этой кожи.
Ощущение прохладного металла останавливало любую резкую попытку девочки сделать хоть что-то во имя сохранения своей жизни.
– Ты не собираешься сопротивляться? – сказал я почти разочарованно. – Не собираешься бороться за свою никчёмную жизнь?
Девочка беззвучно заплакала. Из блестящих глаз струились крупные слёзы, стекали по её волосам прямо на простыни, а я с великим наслаждением наблюдал за этим, выхватывая каждую слезинку взглядом. Затем опустил лицо ниже и слизнул одну из них языком с её мягкой щеки. Она от такого действия испуганно вжалась в кровать сильнее, а я смаковал солоноватый вкус у себя во рту. Затем издал краткий смешок.
Нет чувства более приятного. Да, нет ничего приятнее, чем лицезреть никчёмность, жалкость и хрупкость чьей-то жизни. Ты можешь просто забрать её, когда тебе вздумается. Ты решаешь, когда и кто умрёт, следует лишь взять в руку острый нож.
Всё.
Ты словно Бог в своём мире.
Ох, чёрт… Вот же дерьмо!
Возбуждение превысило все нормы. Оно бурлило у меня в крови, разгорячив всё тело и заставляя сердце стукаться о грудную клетку с такой мощностью, что я был готов дать ему разрешение вылететь наружу.
– Пожалуйста… – прошептала тем временем девочка подо мной.
– Ты мне нравишься, милая, – произнёс я, поглаживая её волосы. – Правда, нравишься. И поэтому я выбрал тебя как свою первую.
Она больше ничего не сказала. Просто не успела.
Я перерезал ей глотку одним резким взмахом ножа и слегка отпрянул, чтобы взглянуть на результат. Её шейку в миг украсило тёмно-красное кровоточащее ожерелье. Свежая кровь хлынула с такой силой, что брызнула мне в лицо, и я облизнул губы, наслаждаясь этим восхитительным вкусом. Таким, что я был готов выцедить всю кровь из её шеи в бокал и выпить её до дна, как грёбаный Дракула. Она обрызгала простыни, испачкала мою рубашку. А девочка подо мной, ещё живая, дёргалась в агонии, пока её рот издавал хлюпающие звуки. Глаза раскрылись, будто она только сейчас осознала, что я только что сделал с ней.
Я недовольно оглядел её жалкие попытки глотнуть воздуха, который, как ей, наверное, казалось, был способен спасти жизнь. Её маленькая аккуратная грудь резко поднималась и опускалась в такт активному хлюпанью.