– О, да, – прошептал я, касаясь её губ и кусая их. – Какое же это наслаждение, да, милая?
Тело судорожно тряслось, так что мне надоело за этим наблюдать.
Тогда я сильно сжал ей шею обеими руками. Вообще, мне вполне хватило бы сил задушить это жалкое существо используя лишь одну руку, но мне хотелось запачкать в крови обе, чёрт возьми.
Совсем скоро девочка перестала издавать какие-либо звуки и замерла. Её руки скользнули по моим запястьям, упали на кровать, а грудь больше не вздымалась, свидетельствуя о смерти.
Осознание пришло не сразу.
Только спустя вечные минуты, часы, дни, недели, года и века. Осознание того, что только что я забрал жизнь в свои руки, вершил судьбу, прибрал отдельную маленькую вселенную, какая хранилась в чудной головке этой девочки. Вот она была, живая, ощущала, дышала, а теперь её нет, и всё благодаря мне.
Так я совершил первый Акт Освобождения.
Так я его назвал.
Неожиданный, спонтанный, но до дрожи приятный. Меня одолело какое-то спокойствие, подобно тишине в каком-нибудь провинциальном городке, окружённом лесом. Мне стало хорошо. В голове засверкали искорки безмерного счастья, словно я добился того, чего давно желал.
Я откинул нож, заляпанный кровью по самую рукоятку, запачканными пальцами закатал рукава рубашки, провёл рукой по волосам, наверное, и на них оставляя полосы красного цвета.
Оглядев труп, я понял, что нужно его куда-то припрятать. Это решение пробралось в мою голову спонтанно. Как-то автоматически. Я даже не успел толком подумать.
В моём кабинете, примыкающей к спальне, всегда стоял крупный сейф для документов, и одна полка, которая скрывалась за железной дверцей, защищённой паролем, оставалась пустой со дня своего тут появления. Но она недостаточно широкая, чтобы я смог сложить внутрь целое тело.
Посмотрим, что можно будет с этим сделать.
Сначала я раздел девочку, выбросив весь её наряд в камин, в котором разжёг огонь, снял с неё серёжки и цепочку, на котором были выгравированы имена: мужское и женское. Должно быть, подарок от её жениха, о котором она мне поведала всего несколько минут назад. Украшения полетели в ящик моей прикроватной тумбы. Потом я завязал ей волосы в пучок, чтобы они не путались у меня между пальцев.
Я взглянул на нож, пытаясь прикинуть, понадобится ли он мне снова, а затем всё-таки взял его и подошёл к мёртвой девочке. Я срезал несколько прядей каштановых волос, которые сунул в выдвижной ящик той же тумбы, где сложил украшения.
Потом принялся думать, что делать дальше.
Я мог бы отделить части тела и разложить их по всей свободной полке. Однако в этом случае мне пришлось бы ещё долго отмывать комнату от крови. Мне этого совершенно не хотелось делать, так что я просто прибегнул к другому варианту.
Я схватил её руку у плеча и резко вывернул. Пришлось приложить немало усилий, чтобы раздался долгожданный хруст, и кость выскочила из сустава. Таким образом теперь её рука висела как на тонкой нитке и совсем больше мне не мешала. Тоже самое я проделал с остальными конечностями, сломал ей позвоночник, шею. Мышцы моих рук гудели от проделанной нелёгкой работы. Изнутри девочка наверняка страдала бы от кровоизлияния, если бы что-то чувствовала, но снаружи зато всё чисто и нет нужды в том, чтобы запасаться тряпками и чистящими средствами.
Теперь передо мной лежал не человек, а тряпичная кукла, которую я смог сложить в сейф: теперь же она отлично умещалась внутри, хотя и теснилась в некоторых местах, упираясь в стенки.
Я захлопнул дверцу сейфа, и она автоматически заперлась. Никто не узнает о том, что я сделал. Никто не найдёт её.
Мои руки были почти по локоть заляпаны в крови, и я быстро миновал кровать и вошёл в свою личную ванную комнату. Прохладная вода из-под крана живо смыла липкую жидкость с моей кожи, и теперь я почти не выдавал никаких признаков о совершённом убийстве. Разве что меня выдавало какое-то странное облегчение и удовольствие о содеянном, отражающиеся на моём лице. Я видел это в своих собственных глазах, когда смотрел на отражение в зеркале.
Мы можем много размышлять о ценности человеческой жизни, но это пустая трата времени. Нет такого понятия как «ценность». Люди просто не хотят умирать, не хотят испытывать боль и сталкиваться со страшной неизвестностью. Верующие думают, что попадут в Рай, ведь они верили в Бога и поклонялись ему, неверующие посчитают, что после смерти всего лишь исчезнут без следа. У жизни нет смысла. Каждый придумывает смысл себе сам. А значит и никакой грёбаной ценности тоже попросту не существует.