В первом издании романа, помимо прочих плакатов и надписей, описывался висевший на стене столовой "хорошо иллюминованный чертеж коровы", вызывавший у старух "слюнотечение и перебои сердца" [Ильф, Петров, Необыкновенные истории..., 394].
Перечислить все произведения 20-х гг., откликающиеся на засилье лозунгов и плакатов, было бы громоздкой задачей. Остроумную сатиру на них мы находим в фельетоне В. Ардова "Лозунгофикация" [см. ЗТ 13//31]. С обычной летучей едкостью отзывается на них И. Эренбург: "Заборы покрылись всевозможными лозунгами. Каких только назиданий здесь не было: и „убей муху", и „береги золотое детство", и „покупай все в кооперации", и „не бросай газету", даже „уважай в женщине работницу"" [В Проточном переулке, гл. 19]. Среди цитируемых в беллетристике лозунгов иногда нелегко бывает отличить подлинные от пародийных; ср., например, плакат в столовой: "Ешь суп с томатом, а не ругайся матом" [Б. Прозоров, Кушайте на здоровье, См 48.1928] или номера 3 и 15 в списке выше [из рассказов О. Форш]. У соавторов лозунги и агитплакаты высмеиваются в ЗТ 6 (автопробег), ЗТ 35 (столовая), в фельетонах "Халатное отношение к желудку", "Веселящаяся единица", "Равнодушие" и др.
8//11
ТЩАТЕЛЬНО ПЕРЕЖЕВЫВАЯ ПИЩУ, ТЫ ПОМОГАЕШЬ ОБЩЕСТВУ... МЯСО - ВРЕДНО — Критика неумеренной жадности к мясу занимает видное место в пропаганде тех лет. В одновременной с ДС статье "Питание — государственная проблема" читаем, что "[мы] слишком много едим мяса" и что "недостаточно прожеванная пища теряет свою питательность на 30 процентов" [Комсомольская правда 25.04.28, цит. по: Брикер, Пародия и речь повествователя.,.]. "Основным недостатком в питании отдыхающих [в домах отдыха] является изобилие мяса... Рабочий никак не может примириться с мыслью, что употребление большого количества мяса бесполезно и не безвредно... Надо изжить вкоренившийся ложный взгляд на значение и роль мясных продуктов" [На что жалуются отдыхающие, Московский пролетарий 30.07.28].
Совет "тщательно пережевывать пищу" имеет прецеденты в юморе и сатире. В 4-й сатире Эдуарда Янга (XVIII в.) некий гурман "пьет свой кофе ради общественного блага" (he drinks his coffee for the public good). В романе Диккенса "Мартин Чеззлвит" лицемер Пексниф самодовольно заявляет: "[Когда я ем], у меня бывает такое чувство, будто я оказываю услугу всему обществу" [гл. 8; пер. Н. Дарузес]; в оригинале "as if I was doing a public service".
8//12
Кроме старух, за столом сидели Исидор Яковлевич, Афанасий Яковлевич, Кирилл Яковлевич, Олег Яковлевич и Паша Эмильевич. — Имена и личности нахлебников дома собеса, в особенности последнего из них, интересны своими историко-литературным связями. Паша и Эмилия — имена двух основных иждивенцев Ф. М. Достоевского, переклички с текстами и биографией которого у соавторов многочисленны, особенно в первом романе — см. хотя бы ДС 14//9-12; ДС 20//4; ДС 23//10; ДС 37//9; ДС40//3, 5 и 11 и множество менее заметных отзвуков в обоих романах.
Павел Александрович Исаев (Паша) был пасынком писателя (сыном его первой жены), Эмилия Федоровна Достоевская — его невесткой (вдовой брата). Их имена как двух ближайших к Достоевскому (и друг к другу: Паша долго находился на личном попечении Эмилии) материально зависимых лиц образуют тесную пару — как в письмах самого писателя, так и в дневниках и воспоминаниях его вдовы А. Г. Достоевской. Последние особенно важны как возможные источники Ильфа и Петрова, будучи опубликованы незадолго до ДС (дневники в 1923, мемуары в 1925). Как в жгучей злободневности дневника, так и в далекой ретроспективе мемуаров Анна Григорьевна горько жалуется на спесь и чрезмерные материальные требования обоих родственников, в то время когда и Паша, и дети Эмилии уже были вполне взрослыми людьми, способными содержать себя и других [см. Достоевская, Дневник, 151, 269, 302; Воспоминания, 86, 97, 102, 116-119,121,138-139 и др.].
Помимо сходства в именах и общей ситуации, интересны созвучия в отдельных деталях между поведением нахлебников в романе и в воспоминаниях. Так, жена писателя рассказывает, что Паша часто съедал домашние припасы, оставляя голодными членов семьи и гостей: "То выпьет сливки перед выходом Федора Михайловича в столовую, и приходится покупать их на скорую руку в лавочке, а Федор Михайлович — ждать своего кофе. То перед самым обедом съест рябчика, и вместо трех подается два, и их не хватает. То во всем доме исчезнут спички, хотя вчера еще было несколько коробок..." [Воспоминания, 119]. Ср. ниже в комментируемом абзаце ДС: "Паша Эмильевич мог слопать в один присест два килограмма тюльки, что он однажды и сделал, оставив весь дом без обеда". Ср. также съедение им собесовского сахарного песка по пути из магазина [ДС 27]. Паша Эмильевич крадет и продает имущество дома собеса, подобно тому, как Паша Исаев распродал по букинистам библиотеку Достоевского [Воспоминания, 207]. Пасынок писателя любил говорить о своем "тяжелом положении сироты" [Воспоминания, 120] — Альхен говорит Остапу о пяти нахлебниках: "Это сироты".