Он записал в дневник накануне нового, 1921 года:
«Итак, неотвратимая Судьба готовит новую войну, еще более зверскую, чем предыдущая. И не видно в мире силы, которая могла бы приостановить действие смертного приговора, нависшего над Западом. Быть может, только одна. Революция. Два чудовища из Апокалипсиса мчатся наперегонки. Революция и Война. Которое из них прибежит первым? Я не думаю, чтобы (на Западе) первой пришла Революция. Она слишком запаздывает. Она не подготовлена»*.
Мы видим, насколько сложные чувства вызывала у Роллана перспектива пролетарской революции в странах Европы. Он и ждал ее и боялся. Он понимал, что революционный класс — самый могущественный, самый последовательный противник империалистической агрессии. Но он тревожился при мысли, что рабочие массы Западной Европы еще не готовы к решающим социальным схваткам. Вместе с тем смущала и страшила неизбежность террора, кровопролитий, с которыми будет связана революция.
«Насилие, — писал Роллан в дневнике 30 марта 1921 года, — это сцепление колес: протянешь палец — и весь человек, и вся партия, и весь идеал может оказаться поглощенным. Пример былых революций достаточно ясно показывает, насколько оно стало для них гибельным; великие революционеры 93 года с тревогой предвидели эту гибель и пытались ее предотвратить…»*
Лишь коренной социальный переворот может обновить человечество, уберечь его от новых военных катастроф. Но возможно ли осуществить социальный переворот мирным, бескровным путем?
Мысль Роллана кружилась в противоречиях, из которых он не видел выхода.
В конце 1920 — начале 1921 года отношения Роллана с группой «Кларте» резко ухудшились. Тут действовали причины и случайного, личного, но и прежде всего принципиального порядка.
Роман «Клерамбо», вышедший в сентябре 1920 года, вызвал в революционных кругах вполне понятное недовольство — мрачностью перспективы, мотивами недоверия к социализму, ситуацией трагического одиночества, в которую автор поставил своего героя. Именно в тот момент, когда политический авангард французского народа сплачивал ряды, когда подготовлялось — и осуществилось в декабре 1920 года на съезде в Туре — создание Французской коммунистической партии, выход этой книги Роллана был, с точки зрения интересов рабочего движения, особенно несвоевременным. Влияние «Клерамбо» грозило оторвать колеблющуюся часть антимилитаристски настроенной интеллигенции от пролетариата, от сотрудничества с коммунистами.
В то же время в редакции журнала «Кларте» происходили перемены. Раймонд Лефевр, пламенный коммунист, человек большого таланта и политического такта, погиб осенью 1920 года, возвращаясь Северным морским путем из России во Францию. Барбюс часто отлучался из Парижа и не занимался лично делами журнала. Преобладающая роль в редакции «Кларте» перешла в руки литераторов, сильно затронутых «детской болезнью «левизны», доводивших идейную непримиримость до крайней степени сектантства. Эти люди — в частности Мадлена Маркс, Жан Бернье — были лично неприятны Роллану и относились к нему с резкой неприязнью.
Жан Бернье откликнулся на выход «Клерамбо» серией уничтожающе-суровых статей, в которых он всецело отождествлял самого Роллана с его героем. Автор «Клерамбо» аттестовался в статьях Бернье как «неприкаянный мистик, лишенный веры в будущее, неизлечимо пораженный неверием в людей…» Между Ролланом и французскими революционерами, утверждал Бернье, стоит «бездна».
Роллан был глубоко оскорблен этим выступлением — оскорблен еще до того, как прочел статьи: о них ему рассказал его друг Пьер-Жан Жув, тесно связанный с «Кларте».
Как раз в это время ему попал в руки номер французского журнала «Ревю коммюнист», где был напечатан доклад Троцкого о хозяйственном строительстве на IX съезде РКП (б). Роллан заинтересовался и стал читать.
В основе доклада был тезис о роли принуждения в организации труда. Докладчик утверждал, что принуждение еще будет играть большую роль в течение значительного исторического периода, ибо людям, мол, свойственно желание уклоняться от работы: «можно сказать, что человек есть довольно ленивое животное…»
Как это понять? Человек — ленивое животное?? Роллан обеспокоенно перевернул страницу, две. Перед его глазами однообразно мелькали слова: «Принуждение», «воинский аппарат», «милитаризация», опять и опять «милитаризация». В военной области, читал он, имеется соответствующий аппарат, который пускается в действие для принуждения солдат к исполнению своих обязанностей. «Это должно быть в том или другом виде и в области трудовой»[8].
8
См. «Девятый съезд РКП (б). Март — апрель 1920 года. Протоколы». М., Госполитиздат, 1960, стр. 91–93.