– Все ясно. Лучше не обольщаться. Я тебя правильно поняла?
– Свет, тебя ждут, – Анна кивнула на ребят, сидящих за столами. – Потом все обсудим. После работы.
– Ну хорошо, – нехотя согласилась Светка и тут же прибавила: – Но обязательно обсудим! А сапоги возьми, у себя померишь. – Она сунула в руки Анне помятую коробку.
Анна вышла из кабинета. Ни стремянки, ни нового завхоза в рекреации уже не было. Анна несколько мгновений постояла в задумчивости, потом не спеша пошла по коридору к лестнице.
– Анна Анатольевна! – Она обернулась.
За ее спиной стояла Зеленина.
– У вас «окно»?
– Да.
– Что это? – Инна Михайловна кивнула на коробку. – Обувь?
– Да, сапожки. Светлане Максимовне из Италии привезли. Хотите примерить? У вас какой размер?
– У меня тридцать пятый, – кокетливо сказала Зеленина.
– Не подойдет. Это тридцать восьмой.
– Ладно, обойдусь без сапог, – Зеленина засмеялась.
Анна тоже улыбнулась. Инна Михайловна была из числа тех немногих коллег, которые ей нравились: миниатюрная брюнетка, некрасивая, но очень любезная и исключительно сдержанная, она как нельзя более подходила для должности завуча, умея замечательно ладить даже с самыми конфликтными преподавателями. К тому же Зеленина отлично вела свой предмет, русский и литературу, и студенты любили ее уроки. Анне вдруг захотелось обсудить с Зелениной Клюева.
– Вы в курсе про нового завхоза? – спросила она.
Инна Михайловна сделала рукой неопределенный жест:
– Слышала что-то такое. А что, он уже приступил к работе?
– Да. Я его только что видела.
– И как он вам?
– Красавчик. – Анна снова улыбнулась.
Лицо Клюева стояло у нее перед глазами.
– О! – Инна Михайловна заговорщицки подмигнула. – Я гляжу, он вам понравился.
Зеленина смотрела на Анну с улыбкой, толстые стекла очков делали ее лицо добрым и немного беспомощным.
– Постойте, дайте угадаю. – Она подошла поближе к Анне и задушевно произнесла ей на ухо: – Высокий, статный брюнет с синими глазами? Так?
– Откуда вы знаете? – изумилась Анна.
Зеленина весело расхохоталась.
– Романы, девочка моя! Много романов о любви. Вы их, наверное, не читаете, а я в свое время увлекалась. Так вот, почти в каждом из них героиня стройная сексапильная блондинка, а герой мужественный брюнет обязательно с синими глазами.
Анне стало смешно и немного неловко. Похоже, она выглядит дурой почище Светки и Зеленина это заметила.
– Я пойду, – проговорила она чуть более холодноватым тоном, – а то пара скоро закончится, а тетради так и не проверены.
– Конечно, дорогая, идите. – Инна Михайловна снова улыбнулась теплой, обезоруживающей улыбкой. – И удачной вам примерки!
3
Как всегда, закончить вовремя у Анны не получилось. Кто-то пришел позаниматься дополнительно, кому-то нужно было закрыть старые долги. Плюс заполнение журнала и прочие «прелести» педагогического труда. Из кабинета она вышла только в начале шестого, вместо положенных по расписанию четырех часов. Светка, которую заставить переработать хоть на минуту было еще сложней, чем принудить сесть на диету, давно умотала, позабыв про страстное желание обсудить нового завхоза.
– Анна Анатольевна, тут вас спрашивают, – сообщил охранник, когда она поравнялась с вахтой.
– Кто спрашивает? – удивилась Анна.
Николай Саныч кивнул на стоящего по ту сторону турникета высокого и полного мужчину в длинном кожаном пальто.
– Здравствуйте, – незнакомец улыбнулся, показывая золотые зубы.
– Добрый день. Вы кто?
– Я отец Оленьки Жарко.
Этого еще не хватало. Ольга Жарко училась на втором курсе, по алгебре у нее еще с летней сессии были хвосты, сдавать которые она явно не спешила. Буквально вчера Анна пыталась вытянуть из нее хоть какие-то знания, но тщетно: Ольга смотрела на преподавателя стеклянными глазами, переминала челюстями жвачку и при слове «многочлен» начинала глупо хихикать.
– Что вы хотели? – сухо спросила Анна.
– Я прослышал, что у Олюшки проблемы с математикой.
Анна кивнула:
– Еще какие. Она просто не учит мой предмет.
– Как не учит? – изумился золотозубый Жарко-старший.
– Да так. Сидит в классе и ничего не делает. Я уж молчу про домашние задания. У нее выйдет двойка.
– Постойте, постойте, – мужик помахал в воздухе огромной волосатой пятерней, на безымянном пальце которой красовался здоровенный перстень-печатка, разумеется, золотой, – как двойка?