Я положил ей руку на горло и мягко толкнул, опрокидывая на постель. Приподнялся, лег сверху и, раздвинув ей коленом ноги, очень бережно скользнул во влагалище. Глаза у Лили широко раскрылись, но она не произнесла ни слова. Я толкал, пока не вошел так глубоко, как только мог, затем завел ей руки за голову и накрыл своими. Некоторое время мы молча лежали так. Этот миг и тайна, объединившая нас, выходили за пределы секса, и все же я был упорен и резок. Губы Лили были возле моего уха, когда она заговорила почти шепотом:
— Я люблю тебя. Не важно, что ты сделаешь с нами или со мной. Знай, что я люблю тебя так, как никогда никою не любила,
— Я знаю.
— Это ужасно. Вот все, чего я хотела от жизни: ты здесь. Линкольн спит в своей комнате. Я просто молилась, но перестала, потому что не знала о чем. Молиться, чтобы ты не сказал, что все знаешь, молиться, чтобы ты не разлюбил меня. Все перепуталось. И какое право я имею молиться? К какому богу мне обращаться за помощью? Люди говорят, что хотят справедливости, но это неправда. Мы хотим, чтобы повезло нам, и никому другому. Даже сейчас какая-то часть меня твердит, что я не заслужила наказания, потому что я не сделала ничего дурного. Я делаю другим добро. Разве это не сумасшествие? Не безумие? Ох, Макс, что же ты собираешься делать? Ты знаешь?
— Да. Я собираюсь жениться на тебе и постараюсь быть Линкольну хорошим отцом.
— О господи. О господи.
Она странно задышала, словно задыхаясь. Наши лица разделяло всего несколько дюймов, и мы неотрывно смотрели в глаза друг другу. Ни она, ни я не улыбались, мы не испытывали радости. На что бы ни надеялась Лили, думаю, она не ожидала такого. Сохранить в тайне ее непростительный грех означало отказаться почти от всего, во что я верил.
— Ты готов так поступить? Сделать это для меня?
— Да, Лили. Мне нетрудно было принять решение.
Она обвила меня руками и, раскачиваясь вместе со мной из стороны в сторону, снова стала повторять:
— О господи. О господи.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Часть третья
Би хиз навекс
⠀⠀ ⠀⠀
Дай нам накрыть, о безмолвный, саваном тонкого льна
Застывший, мертвый профиль нашего несовершенства.
⠀⠀ ⠀⠀
Мы с Мэри наблюдали, как троица пересекает лужайку, направляясь к дому.
— Сколько сейчас Линкольну?
— Через несколько недель будет семнадцать.
— Боже праведный, и только? Он выглядит столетним стариком.
— Знаю.
— Так всегда бывает от здоровой и чистой жизни, а, Макс?
Будь на ее месте кто-нибудь другой, я бы огрызнулся, но у Мэри и без меня в жизни хватало горя. Два месяца назад умер ее муж, и, какой бы стойкой она ни казалась, стержень в ней таял; Мэри постепенно погружалась в полнейшую безысходность.
— Что написано у него на футболке?! Действительно то, что мне мерещится?
— «В жопу танцы, давай трахаться!» Одна из его любимых.
— Господи, Макс, и ты разрешаешь ему выходить из дома в таком виде?
— Нет. Сегодня утром, выходя из дома, он был одет иначе. Вероятно, сунул футболку в сумку и переоделся в школе. Раньше мы ссорились из-за таких вещей, но он поумнел и теперь поступает по-другому. Отвлекающие маневры; искусство достичь цели. Никогда, никогда не спорь, а если тебе не хочется делать то, что от тебя требуют, — придумай окольный путь, который позволит тебе достичь желаемого. Наш сын — искусный пролаза.
— А в кожаной куртке — Элвис Паккард?
— Точно. Девица — Белёк.
— Это не прозвище, это дикость какая-то! До чего противная длинноносая пигалица. Что у нее на футболке?
— NineInchNails[39]. Это название рок-группы, на случай, если у тебя нет их альбома.
— А я думала, реклама маникюрши.
Дверь отворилась, и троица с топотом ввалилась в дом. Все трое в черных армейских ботинках на шнуровке, доходящих до середины голени. Дополняли обмундирование драные джинсы и футболки. Хотя на улице холодало, один Элвис был в куртке. Утыканной огромными английскими булавками, цепями и значками с надписями типа «Тебя от меня воротит».
Они проследовали через комнату, стараясь не встречаться со мной взглядом, и вышли бы без единого слова, если бы я не заговорил:
— Линкольн! Здесь Мэри. Ты что, даже поздороваться не можешь?
— Привет, Мэри, — монотонно произнес он, потом скорчил мне гримасу, словно говоря: «Ну, ты доволен?». Шайка, как один, ухмыльнулась и двинулась дальше. Спустя несколько секунд в глубине дома хлопнула дверь.
38
Фернанду Песоа (1888–1935) — португальский поэт, воздвигший «позитивную шизофрению» в принцип: он писал в четырех радикально отличных манерах под четырьмя разными «гетеронимами» — Рикардо Рейс, Алваро душ Кампуш, Алберто Каэйро и собственно Фернанду Песоа.
39
«Девятидюймовые гвозди»