С удивительным для его мощной, приземистой комплекции проворством Ухмыл скрылся в каморном вагоне, а остальные бандюки заметно оживились, пропуская вперед Жилу с арканом наготове. По уверенным раскручивающим движениям последнего было видно, что делать ему это не впервой, что аркан давно стал продолжением лихих ручонок.
И Жила оправдал ожидания своей ватаги.
Свистнула подлая волосяная веревка, заглотнув все десять шагов разделявшей их пропасти, как удав мышь, свистнула да зацепилась за что-то петлей где-то под полом тамбура, ни рукой не достать, ни увидать. Жила шустро выбрал слабину и прикрутил свой конец к нижней дверной петле каморного вагона, после чего веревка натянулась.
— Порвет, — затаив дыхание и уставившись на веревку, проговорил Благуша.
Ухарь промолчал, поглядывая вниз да помахивая сабелькой, словно мух отгонял.
Натянувшись до предела, веревка аж зазвенела от напряжения, запела, как струна на бешеном ветру, надсаживаясь изо всех своих малых, но жилистых силенок, и... и выдержала.
Дернулись вагоны позади Махины, уравниваясь с ней в скорости, и пропасть перестала расти.
— Что делать будем? — обеспокоенно выгнул брови Благуша. — Рубить?
Пока они были еще вне досягаемости бандюков, но кто знает, что те придумают еще? И Минута... приведут ведь с минуты на минуту. Тьфу ты, каламбур хренов, оторви и выбрось... Эйфория от победы, оказавшейся лишь временной передышкой, уже прошла, сменившись тревогой и унынием. Сам ведь все испортил, вот что обидно! Доехала бы Минута и без него, сама по себе, горя бы не знала, так ляпнул же, дудак!
— А ничего пока, — громко, с деланной ленцой ответил махинист, почесывая широкую спину кончиком сабли, в руке размером с добрую лопату она казалась безобидным ножиком. — Так еще лучше. Сюда они не попадут, а с вагонов на такой скорости не спрыгнешь. Довезем их до храмовника всем скопом да сдадим властям. Представляешь, сколько выручим бабок? Я все свои долги покрою на пять лет вперед...
С вражьей стороны остервенело понеслись матюгальники, словно лай своры собак:
— Кровь из носу!
— Усохни корень!
— Пся крев!
— Да пар в задницу, — так же лениво отмахнулся Ухарь. — Рвите глотки на ветру, коли делать нечего.
Того, что случилось буквально в следующий миг, не ожидал никто. Такое можно было увидеть только во сне или... или в цирковом балагане.
Сначала в дверях камерного вагона показался Ухмыл, почему-то спиной вперед. Потом Ухмыл нелепо взмахнул руками и рухнул на пол, свесив буйную голову прямо над сверкающими рельсами. И больше не поднялся.
А затем на площадке расчекрыженного надвое тамбура возникла Минута.
Не приходилось еще видеть Благуше, чтобы девицы так стояли. Картина — хоть хватайся за кисть и пиши! Согнутые в локтях руки, тонкие и изящные, выставлены вперед на уровне груди, пальцы открытых ладоней выпрямлены и сжаты, словно наконечники копий. Ноги под долгополым шерстяным плащиком, обутые в высокие, до колен, синие сафьяновые сапожки, широко расставлены. А глаза-то! Эти ласковые и милые всего полчаса назад зеленые девчоночьи глаза! Они пылали изумрудным огнем, как у дикой кошары перед смертоубийственным прыжком!
Этот эпизод, наглядно подтвердивший древнюю мудрость, гласившую, что в тихом омуте анчутки да елсы водятся, рогатые и хвостатые, потряс слава до глубины души.
Причем в положительную сторону. «Вот это да! — восхищенно подумалось Благуше. — Неужто Минута Ухмыла начисто вырубила?! Лежит ведь, признаков жизни не подает, а рыжая патлатая голова полощется над краем площадки, словно стираное белье на веревке. Вот это девица, даже не девица, а боевая девка, оторви и выбрось!»
Ватага Рыжих от неожиданности замерла в полном составе (кроме, конечно, Пивеня, устойчиво вышедшего в расход). Замерли и Благуша с Ухарем. Благуша в благоговейном восхищении, Ухарь — в каком-то веселом удивлении, словно увидел что-то понятное только ему одному.
Первым опомнился ватаман, и зычный крик полоснул воздух:
— А ну держи ее, кровь из носу!
Но поздно, поздно уже! Порскнула девица, уворачиваясь от грубых и торопливых мужских рук, взлетела легкокрылой птицей прямо на струну туго натянутого аркана. И побежала по нему легко, быстро, словно по мостику! Словно стояла Махина на месте и не было бешеного, срывающего под колеса ветра!
Мужики прямо рты пооткрывали, что с одной стороны, что с другой. Челюсти — до пола, хоть вместо совковых лопат используй. Только жестокосердный ватаман схватился за свою громадную саблю, взмахнул над головой и обрушил на аркан, будто на голову врага. Лопнула тетива, не вынесла такого надругательства за свою верную службу, но Минута уже добежала до платформы Махины. Несмотря на всю ловкость, тяжело бы ей пришлось, ведь аркан уходил вниз, куда-то к колесам, опустив послушницу ниже края платформы почти по пояс. Но нагнулся богатырь Ухарь и в тот миг, когда опора исчезла из-под ног девицы, подхватил ее на руки, как ребенка малого, и поставил рядом — только полы плащика взметнулись, приоткрыв стройные ножки поверх изящных синих сапожек. Приоткрыли да спрятали. Второй раз рванулась Махина, освобождаясь от бремени вагонов, второй раз Благуша еле удержался на ногах, а удержавшись, бросил поспешный взгляд на Ухаря с Минутой — целы ли? Ведь с самого что ни на есть краю стояли! Целы. Целы оказались друзья!..
И даже более того — притянув к себе рослого Ухаря за уши, до которых едва дотянулась кончиками пальцев, Минута запечатлела на его губах сладкий благодарный поцелуй, отчего махинист смущенно побагровел. Честно заработал! Право слово, Благуше было ничуть не жаль, что поцелуй достался Ухарю, он сам был ему благодарен за ее спасение. Ведь он так ее подвел.
А потом какое-то время, облегченно посмеиваясь и чувствуя, как спадает напряжение схватки, все трое смотрели, как медленно отдаляется от них состав, как уменьшаются безмолвные фигурки бандюков, на этот раз проигравших окончательно...
Тут-то Благуша и обратил наконец внимание на крышу удаляющихся вагонов — окутанный клубами пара, под ясным светом Небесного Зерцала на крыше состава ярко алел развернутый гребень огромных алых парусов! Благуша аж замер в немом восхищении — так великолепна, так величественна была эта картина!