— Наш яд концентрирован. Наши внутренние среды агрессивны. Даже для нас существует риск, если смешение происходит неправильно или в гневе. Для тебя же, не рожденного от крови Аспидовых, даже молоко матери в младенчестве было бы смертельным коктейлем. — Она сделала паузу, ее каре-зеленые глаза впились в меня. — Ты признан Папой. Ты носишь Перстень. Ты выдержишь многое. Но если ты прикоснешься к нашим… глубинным жидкостям… Кровь, лимфа, эссенция матки… — Она говорила это без тени смущения, клинично точно. — …то с вероятностью в девяносто семь процентов умрешь в муках. Или будешь неделями корчиться в агонии. Адаптация может занять годы. Десятилетия. А может не наступить вовсе. Потому мы не будем ждать.
Она подошла ближе. Ее запах — холодный, горьковатый — ударил в ноздри.
— Мы проведем серию контролируемых экспериментов. Под моим наблюдением. С этим все понятно?
Я кивнул, чувствуя ком в горле. Страх снова зашевелился внизу живота, смешиваясь с остатками возбуждения от ее прикосновений.
— От части, — сказал я, заставляя себя смотреть ей в глаза. — Но… меня смущают ваши садистские наклонности. Особенно после… осмотра.
Амалия слегка приподняла бровь. Искренне удивленная.
— Фетиши и садистские забавы моих сестер я не разделяю, — отрезала она четко. — Меня интересует только сила рода. Его будущее. Его выживание. — Она сделала шаг вперед, сокращая дистанцию до минимума. Ее дыхание коснулось моих губ. — И если мне придется ради этого… раздвинуть перед тобой ноги, то так тому и быть. Я это сделаю. Без лишних эмоций. Как процедуру. Как только будешь готов к минимально безопасному контакту — займемся этим.
Она произнесла слово "этим" с таким ледяным, презрительным акцентом, что даже возбуждение на миг отступило. Это звучало не сексуально. Это звучало как приговор. Как техническое задание.
— Теперь, — ее голос стал чуть мягче, но не теплее, — я займусь твоим обучением и воспитанием. Настоящим. Как Наследника, а не как… биологический образец. Подойди ближе. К окну.
Меня колотило от противоречивых чувств. Страх перед "процедурой". Возмущение. И… проклятое любопытство. Что она задумала? Я сделал шаг.
— Ближе, — приказала она тихо.
Я подошел вплотную. И тогда… она обняла меня сзади.
Я вздрогнул, едва не подпрыгнув. Ее руки обвили мою талию, холодные и сильные. Грудь мягко прижалась к спине. Затылком я почувствовал ее дыхание.
— Тихо, мышонок, — прошипела она прямо в ухо. Губы коснулись мочки. — Ты же не хочешь, чтобы наша ревнивая Виолетта услышала… это? — И она укусила меня за мочку уха. Не больно. Игриво. Но с явным намеком. Ее руки начали медленно двигаться по моему животу и груди, обвивая, исследуя, как лианы душат дерево. — Не на меня смотри. На полотно. Что ты видишь?
Я заставил себя перевести взгляд на гигантскую картину. Скелеты. Морские твари. Хаос битвы.
— Морские хищники? Зуходусы? Сражаются со скелетами… — пробормотал я, пытаясь сосредоточиться сквозь ее прикосновения и запах.
Сильный укус за ухо. Острый. Болезненный.
— Неправильный ответ, — ее голос прозвучал прямо в ушной раковине, горячий и опасный. Ее руки сжали меня чуть сильнее. Одна ладонь скользнула ниже пояса спереди, легким, угрожающим намеком. — Смотри лучше. Думай. Или… я могу зайти гораздо дальше в своем… воспитании.
Сердце бешено колотилось. Страх. Ярость. И… чертово влечение к этой опасной, холодной, безупречной женщине. Ее руки, ее тело, ее власть — все это опьяняло и пугало одновременно.
— А может я… — начал я шепотом, голос предательски сорвался, — …хочу, чтобы ты зашла дальше? Кхм…может наш род победил какой-то другой род.
Я поймал себя на этой мысли мгновенно. И ужаснулся. И… возжелал этого. Безумие.
Амалия замерла. Потом ее губы прижались к моей шее. Не поцелуй. Оценка пульса. Затем — мягкий, влажный чмок. Словно ставила печать.
— Даа… — прошипела она, и в ее голосе впервые прозвучало что-то кроме льда — темное, удовлетворенное, почти злобное. Ее руки крепче сжали меня. — Мы их истребили. Зуходусов. Словно чуму. Вырезали под корень. Каждого. Даже щенков в норах. Потому что они посмели угрожать нашей крови. Нашему будущему. — Ее губы снова коснулись кожи у самого уха. — Запомни это, Лекс. Ради будущего рода… мы не щадим никого. И не остановимся ни перед чем. Даже перед… экспериментами над своим Наследником. Понял, мышонок?
Ее холодные пальцы снова легли на низ живота. Угрожающе. Обещающе. Игра только начиналась, и ставки были выше, чем просто жизнь. Ставкой было само мое тело, моя сущность, и будущее этого безумного, жестокого, манящего змеиного гнезда.