Дверь в гардеробную скрипнула. В проеме, окутанная полумраком, возникла Виолетта. В тонкой шелковой сорочке, с растрепанными каштановыми волосами. Ее изумрудные глаза сияли в темноте, как у совы, но не хищной — встревоженной.
— Лексюша? — ее голос был сонным, но полным беспокойства. — Ты кричал? Опять кошмар?
Я сглотнул комок в горле. Рассказывать про сон? Про шприц в "агрегат"? Про Эриду с ее "я первая"? Ну уж нет.
— Да… — хрипло ответил я. — Приснилось… что Аманда хотела мне сделать прививку. От… от ревности. Огромной иглой.
Виолетта фыркнула, но в ее смешке слышалась нотка облегчения. Она подошла к кровати, села на край. Ее рука легла мне на лоб — прохладная, успокаивающая.
— Дурачок ты мой, — прошептала она, поглаживая волосы. — Аманда дура, но не до такой же степени. Хотя… — ее пальцы вдруг замерли. Голос стал чуть жестче. — …если она сунет к тебе свой нос без моего разрешения… я ей покажу, где раки зимуют! И где ее шприцы!
Она говорила это с такой искренней яростью, что мне стало немного… теплее. И одновременно страшнее. Потому что "раки зимуют", скорее всего, означало что-то очень болезненное и необратимое для Аманды.
— Спи, Лексюша, — Виолетта наклонилась, ее губы коснулись моего лба. Легко. Мимолетно. — Я рядом. Никто тебя тут шприцами тыкать не будет. Я не позволю.
Она улеглась рядом, прижимаясь теплой спиной. Я закрыл глаза, стараясь выкинуть образ Эриды с ее костяными руками. Но в ушах все еще звенело то самое, нарочито четкое: "Ich bin zuerst dran!"
— Только бы не вещий, — повторил я мысленно, уткнувшись лицом в шелк подушки и пытаясь не думать о завтрашнем "уроке" у Амалии. И о том, что реальность в этом змеином гнезде порой страшнее самого кошмарного сна. Особенно когда в ней есть Аманда с ее "научным интересом" и Старшая Сестра с ее ледяными "процедурами". А Эрида… Эрида просто ждала своего часа. Где-то в тени. С гробом и своим безупречным немецким.
Я встал раньше проклятого ливня в Изнанке. Рядом, уткнувшись носом в подушку, посапывала Виолетта. Шелковая сорочка задралась во сне, открывая соблазнительный изгиб бедра и ту самую попку, что так аппетитно подсвечивалась лиловым светом из окна. Я сглотнул. Громко. Зверски. Рука сама потянулась… а потом мозг услужливо подсунул картинку: ночной кошмар со шприцем, холодные глаза Амалии и, главное — знание. Знание, что даже во сне Виолетта, кажется, видит сквозь веки. И чувствует. Все. И мучительная смерть. От их…
— Эх… — вздохнул я с театральной скорбью. — Извини, солнышко. Тяжело устоять перед таким… произведением искусства. Но я сильный. Я справился. — Я аккуратно натянул сорочку обратно (попка обиженно скрылась в шелках), накрыл Ви одеялом и чмокнул в теплую щечку. — Спи, моя ядовитая фея.
Виолетта что-то буркнула вроде "Мррр… не трогай вареники…" и зарылась глубже. Я оделся на скорую руку — камзол криво, сапоги не зашнурованы, волосы торчат во все стороны, как у совы после урагана. Образ истинного "Альфы", да.
Голова гудела. Сон про Эриду и ее немецкие притязания не выветривался. Нужен был воздух. И желательно подальше от потенциальных лабораторий Аманды. Решил прогуляться по поместью, пока она еще спит. Или так мне казалось.
Заблуждение первое. Поместье не спало. Оно просыпалось. И начинало… хихикать.
Стоило мне выскользнуть из наших покоев в прохладный каменный коридор, как навстречу попалась первая служанка. Миловидная, в аккуратном сером платьице, с башней полотенец в руках. Увидев меня, она резко замерла, глаза округлились, и… глубокий, почтительный поклон.
— Доброго утра, Ваша Светлость, — прошептала она, не поднимая глаз.
— Ага… доброе, — буркнул я, пытаясь пройти.
Прошел. И услышал, как она, отойдя на пару шагов, сдавленно фыркнула и шепнула подружке, вынырнувшей из ниши:
— Видала? Весь помятый! Наверное, наша графиня его всю ночь… обкатывала!
— Ох, Ленка, да тише ты! — зашипела подружка. — А вдруг услышит?
— Да фиг с ним! — первая служанка уже не скрывала хихиканья. — Я б его в кладовке за пять минут… ну ты поняла! Да так, чтобы он "Ваша Светлость" не говорил, а мычал как теленок!
Я ускорил шаг, чувствуя, как уши наливаются жаром. Кладовка? Теленок? Охренительная картинка. Особенно учитывая, что реальность пока ограничивалась поцелуями с риском летального исхода.