Она попадалась мне уже третий раз за утро. Та самая, что с Амандой скреблась у моей двери в ту ночь, когда я чуть не стал жертвой «эксперимента». Девушка… ну, девушкой ее можно было назвать с натяжкой. Пышнотелая, румяная, с лицом как полная луна и глазами-щелочками, полными глуповатой наглости. Но главное — ее грудь. Боже правый, эти буфера! Казалось, они живут своей жизнью, огромные, упругие холмы, едва сдерживаемые простым серым платьем служанки. Лифчик явно сдался в неравной борьбе. Каждый ее шаг был испытанием для ткани, каждый поклон — рискованной авантюрой. Когда она склонялась, а склонялась она низко, с преувеличенным почтением, казалось, вот-вот — и две белоснежные, аппетитные глыбы вывалятся наружу, похоронив под собой все живое в радиусе пяти метров. Меня, в первую очередь. У меня в голове прочно засела мысль: ей срочно нужен инженерный проект по укреплению, а лучше — доспехи.
— Ваша Светлость! — ее голос был сладким, как прокисший мед, когда она снова материализовалась из ниши прямо передо мной, загораживая путь. Она снова поклонилась — глубоко, так что я увидел не только опасную тряску ее «богатства», но и розовую кожу на затылке под рыжими кудряшками. — Какая удача снова встретить вас! Всевышний Аспид посылает мне знаки!
— Знаки? — сухо спросил я, пытаясь обойти эту живую преграду. — Знаки чего? Неминуемой катастрофы с твоим декольте?
Она захихикала, не поднимаясь, ее грудь колыхнулась угрожающе близко к моим сапогам.
— Ой, Ваша Светлость, шутите! Нет, знаки того, что я должна Вам услужить! — Она выпрямилась, тяжело дыша, и прижала руки к груди, как бы сдерживая бунтующих узников. — Вы ведь идете осмотреть новые покои? Те, что для Вас готовят? Огромные! Просторные! С балконом на закат! Я там сейчас тружусь, пылинку к пылинке вытираю! Не угодно ли лично удостовериться в чистоте? Дать указания? — Она подмигнула мне своей щелочкой. — Я лично для Вас стараюсь, господин. Очень лично.
Мысль о новых покоях зацепила. Любопытство зашевелилось. Куда они меня собрались переселять? Из моей нынешней «золотой клетки» Виолетты? И зачем такая спешка? И почему именно эта ходячая эрогенная зона так настойчиво предлагает?
— Спасибо за рвение, — отрезал я, пытаясь сохранить дистанцию. — Но я спешу к своим людям. Покои подождут.
— Да они вот прям здесь! — воскликнула она, делая шаг назад и указывая на массивную дубовую дверь в конце короткого коридора. — Рядом! Совсем рядом! Пяти минут не займет! Уверена, с Вашими людьми все в порядке, их обихаживают как принцев! А вот Ваше будущее логово… — Она нарочито облизнула губы. — …оно того стоит! Прямо за этой дверью!
Любопытство пересилило осторожность. И усталость от ее навязчивости. Ладно уж, черт возьми. Посмотрю, что они там напридумывали. Хотя бы чтобы отвязаться.
— Ладно, — буркнул я. — Показывай. Быстро.
Ее лицо расплылось в торжествующей улыбке. Она лихо повернулась (ее «богатство» едва не сбило со стены факел), подбежала к двери и с церемонным жестом распахнула ее.
— Войдите, Ваша Светлость! Уверена, Вы будете… впечатлены!
Я шагнул через порог.
Первое, что ударило — масштаб. Комната была огромной. Огромной и мрачно-роскошной. Высокие стрельчатые окна с витражами, изображающими кровавые битвы змей с археоптериксами. Темные дубовые панели на стенах. Громадный камин, в котором могли бы сгореть три лошади разом. Потолок, теряющийся в полутьме, поддерживаемый каменными колоннами, обвитыми каменными же змеями. Пол — плиты темного мрамора, покрытые шкурами неведомых зверей. И в центре всего этого готического великолепия…
Кровать.
Нет, не кровать. Царское ложе. Подиум из черного дерева. Шатровый балдахин из тяжелого бархата цвета запекшейся крови. И само ложе… Боже. Оно было рассчитано минимум на шестерых. Широкое, могучее, с резными змеиными головами по углам. На нем спокойно мог устроить смотр своим войскам какой-нибудь древний король.
Вот тебе и "ложе", — пронеслось в голове с ледяной ясностью. — Расчет на моих пятерых будущих жен? Или на оргии? Аманда уже мысленно разложила всех по местам?
Я обернулся, чтобы спросить у служанки, в чьей воспаленной фантазии родился этот монстр… И замер.
Дверь с глухим, окончательным стуком захлопнулась. Щелкнул ключ в тяжелом замке.
Служанка стояла спиной к двери, опустив голову. Ее пышные плечи слегка дрожали. Когда она подняла лицо, на нем не было ни глуповатой наглости, ни сладкой лести. Была виноватая, жалкая скорбь.