А еще это проклятое слово: "Нельзя". До свадьбы. Почему?! Потому что я, дурак, дал слово Виолетте. Что она будет первой. И что для нее это свято — именно брачная ночь. Сестер трогать нельзя — только после свадьбы, по очереди. Стражниц, служанок, этих озабоченных охотниц — фу-фу, простолюдинки, недостойны Альфы. А Амалия… Амалия точно открутит мне достоинство и заспиртует для коллекции, если я нарушу "очередь" и "процедуру". Ее новое обожающее выражение лица не отменяло ее сущности.
И вот, как гром среди ясного неба, хотя его ждали — прибытие. Не послов. Самого Князя Хабаровского. Станислава Вишнева.
Встречать его на парадном крыльце вышли мы трое: я, Амалия и Виолетта. Амалия — в платье цвета лунного света и теней, безупречная, холодная, как айсберг в океане собственного достоинства. Но я видел, как тонко дрожали ее пальцы, сжатые перед собой. Виолетта — в чем-то струящемся, кроваво-красном, с вызовом смотрящая на подъезжающую процессию. Я — в новом, темном камзоле с серебряным шитьем в виде змей, с Перстнем Рода, холодно жгущим палец. Желудок сжался в тугой, тревожный узел. Не от страха. От предвкушения дерьма.
Княжеский кортеж был… ожидаемо помпезным. Кареты, увешанные гербами с цветущей вишней. Конная стража в доспехах, напоминавших те, что я видел в видении — светлых, отполированных, но без розовых лепестков, слава Аспиду. Фанфары протрубили что-то вычурно-приветственное.
И вот из самой роскошной кареты вылез Он.
Станислав Вишнев. Князь. Высокий, грузный, как хорошо откормленный боров. Лицо — лунообразное, румяное, с маленькими, заплывшими глазками-бусинками, которые сразу же, нагло, как щупальца, поползли по фигуре Амалии. От него несло дорогим парфюмом, перебивающим запах медвежьего сала и пота. Одет в бархат и шелка цвета спелой вишни, усыпанные вышитыми серебряными соцветиями. На пальцах — перстни с огромными рубинами.
Он тяжело ступил на каменные плиты, окинул взглядом замок, насмешливо кривя губы, потом этот взгляд медленно, сладострастно пополз к Амалии. От ступней, задержался на бедрах, пополз выше к талии, к груди, к лицу. И замер. В его глазах читалось не восхищение, а оценка. Как барыга оценивает породистую кобылу на ярмарке.
Амалия замерла. Ее лицо стало абсолютно бесстрастным, маской из белого мрамора. Но я видел, как напряглись мышцы ее челюсти. Виолетта фыркнула, явно не впечатленная.
Князь расшаркался, низко, театрально, его живот почти коснулся земли.
— Графиня Амалия! — его голос был густым, медовым, но фальшивым, как позолота на дешевой подделке. — Ваша… ослепительная красота затмевает даже солнце Изнанки! Тончайший стан… изгибы, достойные богини… — Он сделал шаг вперед, его рука, жирная, с перстнями, потянулась, чтобы схватить ее руку для поцелуя.
Именно в этот момент что-то внутри меня — то ли Перстень, то ли кровь Аспида, то ли просто накопившаяся за эти дни ярость на весь этот цирк — взорвалось.
В ушах зазвенело. Перед глазами мелькнули вспышки — не розовые лепестки, а брызги алой крови на белых доспехах. Гул сражения, крики на гортанном немецком: "VERBRENNT IHR NEST!" (Сожгите их гнездо!). Запах гари и смерти. И этот тип… этот жирный, наглый потомок тех, кто резал мой род… он смеет смотреть на Амалию? Мою Амалию? Трогать ее?!
Я не думал. Я шагнул вперед, резко, неожиданно, встав между Амалией и протянутой лапой князя. Моя рука с Перстнем взметнулась вверх не для приветствия, а как барьер. Рубиновая змейка на кольце вспыхнула адским светом.
— Князь Вишнев, — голос мой звучал ровно, гулко, как удар колокола под сводами, но без звериного рыка. В нем была ледяная вежливость стальной нити. — Добро пожаловать в Аспидиум. Лекс Аспидов. Глава рода. — Я чуть подчеркнул последние слова, удерживая его маленький, жирный, унизанный перстнями взгляд своими, в которых, надеюсь, читалась лишь непробиваемая твердость.
Вишнев замер на секунду. Его заплывшие глазки-бусинки сузились, оценивая. Лунообразное лицо покраснело чуть сильнее от усилия сдержать первый порыв. Он фыркнул, как недовольный кабан, но его рука, тяжелая и влажная, все же протянулась и схватила мою в коротком, сильном, почти болевом рукопожатии.
— Ох-хо-хо, — закатил он глаза, его голос гудел фальшивым баритоном. — Да-да, наследничек. Слышал, слышал. Новоиспеченный… Альфа. — Он произнес титул так, будто это было название дешевого вина. Его взгляд, скользкий и наглый, пополз по мне с ног до головы, задерживаясь на Перстне, который холодно жал палец. — Поздравляю с высоким… назначением. Очень рад видеть хозяина змеиного гнезда. Лично.