Джинни подтянула колени к подбородку и молча слушала завывания ветра и грохот от передвижений нежданного гостя. У нее было такое ощущение, словно все внутри медленно сковывает льдом. Она надеялась, что, если сидеть тихо, Рубен уйдет. Может, он все-таки не будет ее искать и не станет подниматься наверх.
Или Джим сейчас вернется, и тогда она уже не будет одна. Вернется он, как же! Небось все еще торчит там, на берегу, наблюдает за тем, как пытаются спасти людей, которых он и в жизни-то никогда не видел. А в это время его жена, окаменев от ужаса, сидит на кровати, а этажом ниже по дому бродит голодный похотливый мужчина.
И тут заплакал ребенок.
Грохот внизу сразу оборвался. Джинни попыталась встать с кровати, но тело ее не слушалось, она не могла пошевелиться, не могла даже сглотнуть. Малыш умолк и снова заплакал, на этот раз более настойчиво. Тоненький плач на фоне завывания штормового ветра.
Джинни наконец выбралась из постели, взяла сынишку и едва не уронила его: руки онемели.
Пятно света, проникающего в щели между половицами, задрожало и стало неровным. Скрипнули ступеньки лестницы.
Джинни забыла все молитвы, у нее не осталось сил, чтобы спрятаться. Она стояла на краю кровати, прислонившись спиной к стене, и тихонько покачивала ребенка.
А дверь в спальню начала медленно открываться.
Джинни увидела руку, ухватившуюся за косяк, и сразу поняла, что предчувствие ее не обмануло. На нее надвигался настоящий кошмар.
Рубен держал свечу, в свете которой можно было разглядеть, как сильно он изменился за те долгие месяцы, что вел дикое существование в пещерах. Исхудавшее лицо – ну просто обтянутый кожей череп, костлявые руки, одет в лохмотья, босой, мокрые волосы и борода спутались, словно он явился из подводного царства. И все-таки это был тот самый Рубен Клеммоу. Блеклые глаза, отстраненный взгляд, безвольный рот и белые морщины на загорелом лице.
Джинни собралась с духом и посмотрела ему в глаза.
– Где моя сковородка? – спросил он. – Украли мою сковородку.
Малыш зашевелился, сделал глубокий вдох и снова заплакал.
Рубен шагнул в комнату. Дверь со стуком захлопнулась, и только в этот момент Клеммоу обратил внимание на сверток в руках Джинни. До Рубена постепенно доходило, кто перед ним. А когда он наконец узнал женщину, его захлестнула волна воспоминаний. Он вспомнил обо всех своих обидах, о том, почему теперь должен прятаться от людей и может только по ночам тайком наведываться в свой дом. Полученная десять месяцев назад рана в боку все не заживала, его по-прежнему одолевала похоть к этой женщине и не покидала ненависть к человеку, который заделал ей этого плачущего младенца. К Россу Полдарку.
– Лилия, – пробормотал Рубен. – Белая лилия… грешная…
Он так долго жил вдали от людей, что потерял способность внятно выражать свои мысли. В эту минуту он обращался к себе.
Рубен неловко выпрямился – мышцы вокруг раны стянуло.
Джинни снова начала молиться.
Клеммоу шагнул вперед.
– Непорочная лилия… – сказал он.
И тут в мозгу у него словно бы что-то щелкнуло. Что-то в поведении молодой женщины воскресило в его памяти давно забытые слова из детства:
– «Для чего, Господи, стоишь вдали, скрываешь Себя во время скорби? По гордости своей нечестивый преследует бедного: да уловятся они ухищрениями, которые сами вымышляют. Ибо нечестивый хвалится похотью души своей; корыстолюбец ублажает себя»[10].
Рубен достал охотничий нож. Нож был таким старым, что от многолетнего использования его лезвие сточилось до четырех дюймов. За проведенные в одиночестве месяцы к желанию обладать этой женщиной примешалась жажда мести. Похоть всегда приводит к насилию и разрушению.
Свеча задрожала у него в руке. Рубен поставил ее на пол. Сквозняк раскачивал пламя, свечной жир стекал вниз.
– «Сидит в засаде за двором; в потаенных местах убивает невинного»[11].
Джинни закричала, обезумев от страха. Ее крик становился все пронзительнее.
Рубен сделал еще один шаг вперед, и она наконец сумела заставить себя двигаться. Джинни преодолела уже полкровати, когда Рубен настиг ее и, целясь в ребенка, ударил ножом. Джинни успела частично отвести удар, однако лезвие ножа окрасилось кровью.
Вопли несчастной женщины стали больше походить на звериный вой. Пока Рубен как завороженный смотрел на нож, Джинни успела добраться до двери. Но тут он спохватился, быстро настиг свою жертву и нанес удар, на этот раз почувствовав, как лезвие входит в плоть. И в ту же секунду напряжение и боль, которые выжигали Клеммоу изнутри, угасли. Рубен выронил нож и смотрел, как Джинни падает на пол.