— …А потом они, конечно, спохватились и насели на нас довольно крепко. Так что последние две пришлось заклепать и бросить. И отступить, в соответствии с приказом, — закончил доклад лейтенант Некрасов.
— Потери?..
— Пятеро раненых, один — тяжелый.
— Отличная работа, капитан! — кивнул Вологдин, окидывая взором новенькие, «еще теплые», полевые пушки, разгруженные уже во дворе Знаменки с мобилизованных по окрестностям подвод и розвальней; четыре штуки — он на такое и не рассчитывал, если честно.
— Служу… — козырнул было новопроизведенный, и запнулся в затруднении.
А и вправду: чему и кому мы тут нынче служим, если вдуматься?
— Вольно, капитан, — пришел ему на помощь Вологдин. — Теперь озаботьтесь позициями под те пушки.
— Есть!
Хмуро поглядел на тучи, что вновь затягивали небо, превращая непоздние сумерки почти в темень, и перевел взгляд на обозначившегося рядом с крыльцом Котовранова:
— Срочное, Филипп Денисыч?
— Скорее да, чем нет, Всеволод Владимирыч. Пленный благочиннк напел: у них тут неподалеку, на Воздвиженке, захоронка белого, и пребольшая.
— Белого — в котором из смыслов? — усмехнулся Вологдин. — Впрочем, белое у нас точно не в избытке, так что и белый сгодится — хоть так. Срочно высылай группу!
— Уже выслана, — встречно ухмыльнулся Бобок.
— А по Кремлю — что-нибудь проясняется?
— Скорее нет, чем да, — помрачнел шеф «девятичей». — Работаем, но… Те ведь, как и мы, затворились наглухо. Вся наша агентура там, внутри, осталась без связи.
— Плохо. Любые новости оттуда — любые! — докладывать немедля.
— Слушаюсь!
Так, что там еще, из срочного? Ага!..
— А вас, сержант, — обернулся он к ожидающему в сторонке Шилову (старшему, похоже, в Сильверовой двойке), саркастическим нажимом выделив то обращение, — попрошу ко мне: есть разговор.
Обширный кабинет начальника Особой контрразведки, куда Вологдину пришлось, скрепя сердце, перебраться из своей уютной «одиночной камеры» на верхнем этаже, Странник обставил «в английском стиле»; точнее, в соответствии со своими представлениями о представлениях на сей предмет окружающих его аборигенов. Вышло довольно забавно.
— Итак, — приступил Вологдин, кивнув своему визави на гостевое кресло, — никаких документов на вас с Гвоздёвым я в архиве Службы не обнаружил. Даже в самОй Второй службе, к которой вы официально приписаны, никому ничего о вас толком неизвестно… Впрочем, копаться в гешефтах моего предшественника, — с этими словами он кивнул на украшавшую стену кабинета литографию с английским парусником, окутанным клубами порохового дыма, — я не собираюсь: не до того сейчас. Но что-то мне подсказывает, что чин у вас — не ниже лейтенантского, и что по-аглицки вы изъясняетесь если и с акцентом, то без особых проблем, — (тот продолжал слушать с той же вежливой полуулыбкой, будто речь шла не более чем о статях кобылицы или о благонравном поведении чьей-то племянницы). — Так что ознакомьтесь-ка с вот этими документами Барклай-банка — во-от отсюда. Если чего не поймете — я растолкую.
— Гм… Вы полагаете, — вполне светским тоном осведомился Шилов (ну надо ж его как-то называть…), — что у меня есть допуск к таким документам?
— Если и не было, — пожал плечами Вологдин, — считайте, что я его вам сейчас выписал. Просто чтоб вы уяснили для себя подоплеку сцены, разыгравшейся перед вами в том трактире на Пятницкой.
Шилов читал медленно, вбирающе; вопросов не задавал — в предмете разбирается; дочитав, отложил листки на край стола — осторожно, будто взятое за уголок надтреснутое стекло — и вопросительно поднял взор на Вологдина, ожидая продолжения.
— Как полагаете, сержант — зачем я ознакомил вас с этим топ-секретом?
— Разъяснить мне, что прежний хозяин кабинета, — тут он тоже кивнул на литографию с парусником, — сюда уже не вернется ни при каких обстоятельствах?
— Бинго! Поэтому вам придется либо подружиться со мной, либо отправиться прямиком в здешний подвал.
— Ну, это несложный выбор, — усмехнулся тот, и бровью, кажется, не поведя.
— Верно, — кивнул Вологдин. — Но вот вопрос: а что вы готовы принести на алтарь нашей с вами дружбы — прямо сейчас?
И, после точно рассчитанной паузы (для чего, собственно, и понадобилась вся эта прелюдия), проворчал: