Естественным следствием вышеописанной логики построения политической системы является следующее чрезвычайно важное обстоятельство. В обществе, политическая система которого построена по вышеописанным принципам, законы, безусловно, вторичны по отношению к воле административной политической власти. Это связано с тем, что в такой системе нет и по определению не может быть механизма принуждения исполнительной власти к соблюдению законодательства, а любой конфликт между ее решениями и законом может разрешаться только либо посредством своеобразного моратория (чаще всего не афишируемого) на исполнение законов, вступающих в противоречие с принятым решением, либо путем изменения самих этих законов. Государство, построенное по такому принципу, по большому счету управляется не законами, а административной волей правящей бюрократии — в той степени, конечно, в которой эта воля присутствует и приобретает ясно различимую форму. Назвать эту систему диктатурой нельзя — диктатура подразумевает жесткое и неукоснительное исполнение воли одного человека или группы людей, стоящих во главе системы, на вершине властной пирамиды. При диктатуре произвол возможен только на самом верху — внизу возможны злоупотребления, но не своеволие или беспредел. В существующей же системе произвол присутствует на самых разных уровнях — на каждом в меру силовых или административных возможностей и ресурсов власти соответствующего уровня и статуса.
В результате возникает своеобразная ситуация. С одной стороны, формально государство имеет правовой характер: есть своды законов, подробно описывающих и регламентирующих практически все аспекты общественной жизни. Существует также подробно расписанная детальная процедура принятия и введения в действие новых законов, а также пересмотра и дополнения старых. Процесс законотворчества происходит постоянно и с соблюдением всех надлежащих формальностей. Процесс этот сопровождается, как полагается, напряженными дискуссиями и согласованиями. А с другой стороны, реально действие этих законов распространяется только на те вопросы, которые признаются властной бюрократией несущественными и, соответственно, не требующими отдельного властного решения.
Как только тот или иной вопрос принимает достаточно значимые масштабы, чтобы стать предметом рассмотрения административной властью, законы оказываются бессильны перед принимаемыми властью решениями. В лучшем случае происходит формальная подгонка имеющейся правовой базы под принятое волевым путем решение, устраняющая лежащие на поверхности противоречия с буквой закона, но не с его смыслом. Конечно, это благопристойнее, чем просто откровенное игнорирование норм права, но по сути немногим от него отличается, поскольку игнорирует главное предназначение права — создание стабильных правил взаимоотношений между людьми и организациями — правил, которые были бы относительно независимы от субъективных вкусов и личных пристрастий отдельных лиц, наделенных большой властью.
Еще более проблематичным является положение, впервые активно прозвучавшее на официальном уровне в связи с «делом ЮКОСа». Оно заключается в том, что представители бизнеса (и, шире, граждане вообще) должны ориентироваться не на «букву закона», а на «его дух», и, соответственно, исполнение законов само по себе не является для них достаточной гарантией от жесткого преследования со стороны власти. Единственной такой гарантией может быть (а может и не быть!) безусловное сотрудничество с административной властью, требование которой скрывается за прописавшимся в официальном лексиконе выражением «социальная ответственность». По сути, тем самым открыто признается и даже провозглашается приоритет решений власти над формальным законом, сама суть которого и состоит в установлении жестких рамок для административных решений.
При этом существенной чертой утвердившейся в последние десять лет политической системы в России является то, что право на принятие решений по важным или хотя бы просто существенным вопросам признается исключительно за государственной бюрократией. Последняя может при этом принимать во внимание те или иные группы интересов и реально делает это, но исключительно по собственному усмотрению и разумению. Какихлибо эффективных и законных способов заставить власть принять во внимание частные интересы (которые, строго говоря, в своей совокупности и составляют интересы общества) у членов общества в этой системе нет. Характерно, что при этом интересы и права отдельных граждан рассматриваются как безусловно вторичные по отношению к интересам групп и организаций, а иерархия прав групп определяется верховной властью по ее усмотрению и с учетом ее собственных целей и задач. Соответственно, официально провозглашаемое уважение прав отдельной личности и гражданина является в этой системе чистой фикцией.