Семёныч всегда называл меня «Эйты»; в принципе, он всех всегда называл «Эйты», тут нужно понять куда он смотрит, если на тебя, значит ты — Эйты, если на ворону, значит ворона — Эйты.
В общем, я встал, Семёныч подошёл поближе, дыхнул на меня вкусным, аппетитным перегаром и продолжил:
— Кароче так: ща я тебе маляву дам, заныкаешь её поглубже, так чтоб даже казаки на блокпостах не нашли, выпишу тебе двухдневный отпуск, и метнёшься пердячим паром в райцентр до депутата тамошнего. Скажешь что от меня, отдашь маляву, получишь коробочку и обратно по-бырому. Усёк?
Я, конечно же, усёк, но Семёнычу сказал:
— Семёныч, хули ты мне тут дичь втираешь, ты в каком веке живёшь? У тебя же дома и электричество есть, и чебурнет, и спецсвязь на скрепофоне. У твоего депутата тоже всё это есть — ты напиши ему или позвони, какого хера я буду лапти топтать?
— Нельзя мне по чебурнету писать, это секретная мулька, а чебурнет могут пиндосы взломать, да и спецсвязь они прослушать могут. Ты же умный скрепец, сам прекрасно понимаешь всё. Ты хочешь, чтоб солдаты НАТО тебя раздавили?
— Нет, — говорю, — не хочу.
— Ну и всё, маляву ныкай и дуй. Хотя стой, я тебе командировочных дам, 500 лямов, пожрёшь в райцентре от пуза — там в Росскреппродмаге можно без талонов хорошего точилова купить.
Командировочным деньгам я, конечно, обрадовался, но настроение портил тот факт, что я пропущу сегодняшние «Вести с Дмитрием Сикелёвым», которые каждый день в обед вещает нам громкоговоритель на столбе в центре посёлка. Мы, все жители Верхнего Сколеновстаново, каждый день на обеденном перерыве, быстро выпив баланду, бежим в центр, чтобы не пропустить ни одного слова нашего рупорного Благовеста.
Одна из радиопередач, транслируемых через громкоговорители на центральных площадях.
«От Скрепецкого Информбюро»
Сегодня, дв <радиопередача прерывается помехами> дцатого года под Москвой на полигоне по уничтожению несертифицированной контрабанды наши православные бульдозеры в неравной схватке разгромили 7 тонн нацистского сыра, 12 тонн польских интервентских яблок, 4 тонны фаллосообразной немецкой колбасы и 16 госдеповских гусей, которые угрожали нашей стабильности, нашей великодержавной экономике и лично нашему вождю.»
Когда-то давно, во времена, когда в посёлке было электричество, в каждом доме стоял телевизор, и все мы с удовольствием его смотрели. Ох, какие это были прекрасные времена! И чего только там не показывали! Каждый день мы видели, как наши победоносные войска громят террористов в Сирии, как украинские повстанцы воюют за Русский мир на Донбассе, а ракеты, какие сверхзвуковые суперракеты, разносящие Вашингтон, мы наблюдали по этому чудо-ящику! Но всё хорошее кончается…
Однажды по телевизору сказали, что начался мировой энергетический кризис, и теперь каждый скрепоносец должен платить 100 миллионов рублей за киловатт-час. Работы к тому времени у нас уже не было, поэтому электричество мы начали экономить. Мы выносили чудо-ящик на площадь, ставили его на постамент, что остался от какого-то памятника с советских времён, и толпой смотрели нашу прелесть. Но и это удовольствие длилось недолго — в один прекрасный день из райцентра приехали электрики с отрядом казаков и объявили, что с такого-то числа такого-то года, в соответствии с указом под номером 426, все скрепоносцы ежемесячно должны платить 500 миллионов рублей в месяц за аренду электросетей, короче — платить за провода. Указ, несомненно, хороший, по-любому на пользу Родине, но вот денег на тот момент в деревне ни у кого не было, поэтому электрики с казаками отрезали все провода, смотали, сели в автомобиль и укатили. Больше никто никогда не видел в посёлке ни электриков, ни липездричество. Кроме Семёныча. У Семёныча солнечные батареи на крыше — настоящие, китайские.
Вспоминая о былом, я брёл на север, в сторону райцентра, домой даже заходить не стал. Чего мне там делать? Похлёбку я утром выпил, а собирать в дорогу мне нечего, да и идти то тут всего 50 с лихуёчком вёрст. Погода была замечательная, солнышко припекало, грязь растаяла и ледяными червячками просачивалась в лапти. Эх, красотища! Весна!!! Птички летали над полями, заросшими бурьяном, и весело каркали.
Давным-давно, в незапамятные лихие двадцатые, мы пахали эти поля — тогда ещё трактора у нас в деревне были, и соляру можно было купить на любой заправке. Земли эти ещё нашими считались, помнится, мы тогда рожью да овсом всё засеивали, пока не случился энергетический кризис. Мы тот год не нашли деньги на соляру да не обработали поле, а осенью приехал к нам чиновник из Росскрепсельхозразора, да и оштрафовал деревню — что, мол, землю не обрабатываем. Да так оштрафовал, что через месяц приехали приставы, забрали нашу технику и председателя тогдашнего за сельсоветом расстреляли. С тех пор зарастали поля бурьяном, и всё бы хорошо, но через пару лет приехал тот же чиновник, что оштрафовал нас, и заявил, что поля эти наши — теперь вовсе и не наши, так как не используем мы их, и посему, в соответствии с указом под номером 379, с этого дня он, чиновник, отдаёт эти поля добросовестному пользователю. А так как мы, местные жители, номинально закреплены за этими землями, то и нас тоже отдают в аренду новым хозяевам. Потом привезли к нам Семёныча и объявили новым председателем, повелели слушаться его во всём и подчиняться. Мы поперву бузотёрить удумали, мол, не указ нам ваш председатель, не будем мы его слушаться. И что же Семёныч? А Семёныч достал скрепофон и позвонил в райцентр, оттуда примчался ОКОН (отряд казаков особого назначения), высек весь посёлок нагайками, а двоих скрепцов казаки с собой увезли, и больше их никто никогда не видел.