Множество людей поколениями не имели возможности высказать вслух свое негодование, проговорить, что случилось с ними или с их ближайшими, совсем недалекими предками.
Большинство из них даже не были врагами советской власти, разве что хотели что-то уточнить… улучшить… усовершенствовать… сделать правильнее… И конечно же, они хотели бы заявить о себе, рассказать о трагедии своего слоя, своей семьи, своего народа. Не более того.
В пору «перестройки» эти люди могли вопить совершенно искренне, вовсе не по указке. Стало безопасно говорить о «культе личности» и «страшных сталинских репрессиях»? Честно заорали потомки обиженных им «строителей светлого будущего». Стало безопасно ругать коллективизацию, индустриализацию, строительство империи? Круг тех, кто считал своим личным долгом заорать, резко расширился. Можно безопасно говорить о преступлениях Ленина и его «партии нового типа»? Еще больше вполне честных, очень искренних людей, которые скажут много чего…
Каждый слой этих людей и каждый из них могли быть субъективно очень честными. Но игра ведь все равно велась по другим правилам.
Абсолютное большинство людей были совершенно не в состоянии увидеть, каковы интересы столичных «капитанов перестройки», рассмотреть их прагматические цели. Столичная номенклатура хотела «прихватизировать» как можно больше собственности, создававшейся всем народом. Но подавалось это, конечно же, не в виде какой-то реальной программы действий, а в виде идейной борьбы за что-то там.
На поверхности боролись не кланы и группировки, сталкивались не экономические и политические интересы, а политические партии, каждая со своей идеологией.
На всей территории СССР боролись демократы, патриоты и коммунисты.
В каждой из «советских республик» у этих сил были свои особенности, а часто появлялись и особые «местные» партии — типа националистов в Эстонии или дашнаков в Армении. Они занимали в местной жизни такое же примерно место, как патриоты в России.
С точки зрения рядового советского человека, шла борьба разных общественных течений. Идейных течений, во главе которых стоят идейные же люди, которые борются за «правильное», с их точки зрения, устройство общества. За то, чтобы всем было хорошо — как они это понимают.
• То есть идет борьба «отцов родных» за то, чтобы всем нам стало лучше.
Идейная борьба была понятна… Вся история создания и жизни СССР — это история идейной борьбы. Читаешь Ленина — и совершаешь тем самым важный политический акт. Прочитал в его трудах что-то не так, как велели, — осторожно! Ты уже чуть ли не на грани преступления! Сумел «творчески развить» идею Маркса или Ленина? Молодец! Верный сын комсомола и партии.
Отступники от официоза тоже жили идейной борьбой. Достал через дальних знакомых и ночью под подушкой читаешь «Архипелаг ГУЛАГ» Солженицына — а тобой интересуется не кто-нибудь, а Комитет государственной безопасности!
Между прочим, это грело многие сердца, и в том числе сердце автора сих строк. В 1980 году мне было 25 лет… Возьмешь у питерских друзей «Архипелаг», читаешь — и гордо осознаешь себя не просто пацаном из белогвардейцев, а опасным врагом всего Советского Союза. Всего громадного государства, разметнувшегося на шестой части суши! Тобой занимаются майоры и полковники самой сильной спецслужбы мира!
• Другой вопрос — а чего стоит государство, врагом которого так легко сделаться? Которое ловит пацанов, читающих книжки?
Понимание борьбы партий и идей справедливо по отношению к Гражданской войне 1918–1922 годов, к идейной борьбе нацистов и коммунистов в 1920–1930-е годы в Европе, к политической борьбе в Восточной Европе в первые десять лет после Второй мировой войны. Но эти представления были полной фантастикой для конца 1980-х годов.
Население СССР вообще совершенно не представляло, как живет весь остальной мир, как невероятно он изменился за последние сорок лет, после Второй мировой войны. Об этом я написал другую книгу и не буду здесь возвращаться к этим пролетевшим над Землей переменам{9}. Главное — люди жили идейным багажом совсем другой, давно прошедшей эпохи.
Помню, как в 1989 году, во время падения Берлинской стены, старухи и даже люди средних лет кинулись раскупать соль и спички:
— Германия объединяется! Не иначе, опять война будет!
Умственные способности этих несчастных вполне в норме — их так учили. Люди в СССР понятия не имели, что произошло в Германии за сорок лет и как до полной неузнаваемости изменилась эта огромная и несчастная страна. Впрочем, России предстояли примерно такие же изменения… о чем она даже и не догадывалась.