А у нас как делают? Берут пропагандистскую фотохронику, берут Жданова, и все дается под определенным углом: вот, люди всегда шли во власть, чтобы есть ложками черную икру — во все времена. Я читаю Facebook, пишут: «Какая Олимпиада? В стране не хватает лекарств. Какая блокада? Простые люди умирали с голоду, а Жданов жрал ромовые бабы».
А Жданов, кстати, один из наиболее «мягких» вождей сталинской эпохи и скромный в быту человек, за компанию оплеванный в годы перестройки. Он перенес два инфаркта на рабочем месте и умер в 53 года. И вообще-то у него был диабет, так что ромовые бабы — это вряд ли к нему.
— В отношении Жданова действует такая правда оценки — я имею в виду гонения на Шостаковича, Ахматову, Зощенко, — что правдой факта ее трудно опровергнуть.
— Да, осудил. Да, грубо выступил. А другой бы на его месте отправил в лагеря. К таким дискуссиям сегодня надо осторожно подходить. Надо всегда стараться понять мотивацию решения, учитывая при исторической оценке обстоятельства и контекст времени. Но это же неинтересно никому, это копаться надо. Всегда проще — или бездумно восторгаться, или столь же бездумно оплевывать.
— Лишить людей возможности обсуждать историю с неканонических позиций — значит обеднить представление о ней.
— Изучать и обсуждать нужно со всех позиций, но найдите для этого правильные слова. Подумайте о том, что еще живы люди, пережившие это страшное время, мы и так живем в расколотом обществе, это наша общая беда.
— Любовь к Родине и критическое отношение к ее истории несовместимы?
— Разве любовь к своим детям не предполагает критики их за ошибки? Не предполагает, что вы должны их воспитывать? А любовь к своим родителям не предполагает, что вы можете с ними в чем-то не соглашаться? Где-то спорить? Что-то пытаться сделать иначе, чем они? Верить, что теперь, изучив их опыт, вы знаете, как сделать лучше?
Изучая историю, важно понимать, что твои предки не хотели сделать тебе хуже. Иначе тебя бы не было. Бабушка моей жены, недавно скончавшаяся, ей было под 90, вообще никакой критики исторической не хотела слушать. Говорила: «Вот, я жила в деревне, все работали, у нас был колхоз, не было никаких репрессий, и все были счастливы. Муж воевал, кучу орденов получил, никаких ваших штрафбатов и ничего плохого на войне не видел. Никогда не было того, что сейчас по телевизору показывают». У нее вот тоже своя правда.
— Но это правда оценки.
— Да. Есть «Архипелаг ГУЛАГ» и есть передовица газеты «Правда». Истина редко бывает строго на одном полюсе.
— В новых учебниках предполагается только правда факта или правда оценки тоже?
— В учебнике должна быть правда факта. А оценки должны быть максимально взвешенные, выверенные сквозь призму любви к Родине и уважения к предкам.
— То, что в 1939 годы СССР и Германия заключили договор о ненападении, известный как пакт Молотова-Риббентропа, — это правда факта. Какова, по вашему, правда оценки?
— Этот пакт в контексте происходивших событий был вынужденным и неизбежным шагом советской дипломатии.
— Так и будет написано в учебнике?
— Надеюсь, что да.
— За единой концепцией учебника истории, по логике, последует единая концепция учебника литературы.
— Этот вопрос адресуйте Владимиру Ильичу Толстому, он литературную тему гораздо глубже меня знает, организует Российское литературное общество, что я, кстати, считаю очень нужным делом.
— Мой вопрос о соотношении уроков истории и литературы. Вы сказали, что в сознании детей при изучении истории не должно быть путаницы. Но каноническая история ГУЛАГА — одна правда. «Архипелаг ГУЛАГ» — другая. Не перебьет ли правда Солженицына, то есть правда оценки, правду факта? И возникнет та самая путаница.
— Перебьет. И «Война и мир» перебивает все исторические описания войны 1812 года. Всякое талантливое художественное произведение всегда сильнее сухого исторического факта. Здесь есть два пути. Первый. Делать учебник истории и урок истории интересным. Ведь, по идее, история — это самый интересный урок, он может эмоционально соперничать с литературой. И второе — преподавая литературу, надо предупреждать, что это — литература, видение автора. «Три мушкетера» ни в какой степени не соответствуют историческим событиям, более того, роман Дюма — это исторический перевертыш, и по большому счету «хороший парень» — как раз кардинал Ришелье. Французы понимают, как много он сделал для Франции. А мушкетеры — забияки и бездельники. Но это художественное произведение — и только.