Она всегда мечтала о главной роли. И она ее получила — в драме, которую придумал знаменитый революционер Борис Викторович Савинков, вождь боевой организации партии эсеров и фактический руководитель Военного министерства во Временном правительстве. Он вел с большевиками свою личную войну.
«Я буду бороться, пока стою на ногах, — писал Савинков за полгода до восстания в Ярославле. — Бороться за Россию. Пусть „товарищи“ называют меня „изменником“ и „продавшимся буржуазии“. Я верю, что единственная надежда — вооруженная борьба. И надежды этой я не оставлю».
Борис Савинков с его бешеной энергией, с его даром убеждать, с его почти дьявольским обаянием взялся организовать антибольшевистское восстание.
«В начале марта 1918 года, — вспоминал Савинков, — кроме небольшой Добровольческой армии, в России не было никакой организованной силы, способной бороться против большевиков. В Петрограде и Москве царили уныние и голод. Казалось, страна подчинилась большевикам».
В Москве, под боком у ВЧК, Савинков создал тайную организацию «Союз защиты Родины и Свободы». Завербовал в нее две тысячи человек и намеревался поднять восстание сразу в нескольких городах. «В июне 1918 года, — вспоминал Савинков, — был выработан окончательный план вооруженного выступления. Предполагалось в Москве убить Ленина и Троцкого и одновременно выступить в Рыбинске и Ярославле, чтобы отрезать столицу от Архангельска, где должен был высадиться десант союзников».
Савинков взял себе в помощники полковника Перхурова. Выпускник Николаевский академии Генерального штаба, он прошел Первую мировую, командовал артиллерийским дивизионом на Северном фронте. В декабре 1917 года офицерские звания отменили. Солдат Перхуров по возрасту подлежал демобилизации.
«Семью я застал в плохом положении, — рассказывал Перхуров, — жена потеряла зрение, сын маленький. Была надежда на дочь, которая служила на Содовом заводе, но ее уволили как дочь офицера. Самому найти работу — бывшему полковнику — было невозможно. Поехал в Москву. Полковники Троицкий и Григорьев поступили в артель по разгрузке шпал. Хотел туда пристроиться…
Когда в конце семнадцатого я был выброшен за борт, я столкнулся с действительной жизнью людей: сплошные жалобы, плач, когда отбирают последнее. На станциях видел сценки, когда забирали последние два-три пуда. Видел женщину, которая сошла под поезд с криком: „Если отобрали хлеб, кормите моих детей“. Я решил встать на сторону недовольных. Люди, у которых отбирают хлеб, имеют право протестовать».
Борис Савинков отправил полковника в Ярославль.
«Мы получили сведения, — вспоминал Перхуров, — что в Верхнем Поволжье население изнывает под бременем реквизиций, разверсток, голодает — купить хлеба нельзя, словом, готово выступить против советской власти с кольями и дрекольями».
Савинков напутствовал полковника: продержитесь всего четыре дня. Скоро подоспеют союзники — солдаты стран Антанты. Так рождался миф о союзных армиях, спешащих на помощь белым. В это хотелось верить, и верили.
«Французы, — рассказывал Перхуров, — обещали высадить десант, который поможет и в борьбе против Германии, и в устройстве нашей внутренней жизни. Они назначили срок высадки между 4 и 8 июля».
Савинков легко давал обещания и не считал грехом ложь во спасение.
«Я не надеялся на удачу в Ярославле, — признавался Савинков. — Зато был уверен, что мы без особого труда овладеем Рыбинском. В Рыбинске наше тайное общество насчитывало до четырехсот отборных офицеров, большевистский же гарнизон был немногочислен. В Ярославле соотношение сил было гораздо хуже… Как это часто бывает, произошло обратное тому, чего мы ждали. В Рыбинске восстание было раздавлено. Я послал офицера предупредить Перхурова, что в этих условиях бессмысленно выступать в Ярославле. Офицер не успел. Перхуров уже поднял восстание».
Иначе говоря, восстание было обречено с первого дня. Никто не мог прийти на помощь мятежному городу. Тем более ни о чем не подозревавшая французская армия. Но полковник Перхуров и его офицеры пребывали в эйфории, поскольку еще и пришла весть о восстании левых эсеров в самой Москве.
Штаб Перхурова информировал население Ярославля:
«Радиотелеграфом получено сообщение, что Московский Кремль, в котором засели большевики, окружен восставшими. Вокзалы находятся в руках восставших против советской власти. Германский посол Мирбах убит разорвавшейся бомбой. Получены сведения, что все Поволжье восстало против советской власти».
Но все это были слухи. Неумелое восстание левых эсеров в Москве быстро подавили.