— Заходи! — Иосиф Самуилович распахнул дверь ванной. — После купанья перекусишь?
— Если что-нибудь легкое.
Майя вошла в ванную, неспешно разделась. Зеркало отображало ее во весь рост. Узкие, но плотные плечи, тугие груди с бледно-розовыми сосками, тонкая, почти девичья талия, широкий таз с хорошо развитыми мышцами, крутые бедра.
«Чем не мать? Не дала мне природа зачать дитя, но дала чем выкормить. Напрасно полагалась на Иосифа. Слабак. Но и от Гриши не понесла. Может, причина во мне? — Майю вдруг охватила злость. — Что ж ты... — Она грубо выругалась. — Побежал за своей... Забыл тепло моего тела? Забыл мои ласки? А мне так приятно было с тобой. Ничего, еще будешь моим!..»
Искупавшись, Майя насухо вытерлась махровым полотенцем, надела новое, принесенное Иосифом Самуиловичем импортное белье.
«Да, Ёся сумеет отомстить. Это точно. Вышвырнули меня на улицу, как бездарную практикантку. Одна ошибка перетянула десять лет безукоризненной работы! Скольких я выходила, скольких поставила на ноги! Имею благодарности. У хирургов ведь тоже умирают под ножом. Но их не казнят, не отнимают званий, не выбрасывают...»
Майя перешла в спальню. Постель была разобрана. Возле нее сидел Иосиф Самуилович. На столике стояли фужеры с минеральной водой, на фарфоровых тарелках тонко нарезанная телятина, бисквиты. В большой хрустальной вазе — апельсины.
Майя взяла апельсин, юркнула под одеяло.
— Ёся, у тебя есть клиенты влиятельные, власть предержащие?
— Хочешь на работу вернуться?
— Отомстить!
— Вон как! Вижу и слышу настоящую Майю! — встрепенулся Иосиф Самуилович, снимая пиджак.
— Но, но, Ёся! Не переходи демаркационной линии. Чтобы заключить договор на сосуществование, я должна знать, за что, то есть за сколько и кому буду продавать свое тело.
— Надеюсь, тебя хватит на большее.
— В зависимости от обстоятельств. Месть, как и любовь, разжигает страсть. Если отдаешься из-за выгоды...
— Согласен. Я подкину дров в твой костер. Ты умеешь держать слово. Так вот, у тебя будет возможность отомстить. За это я получу свою Майю. Слышишь, свою!
Майя сняла с апельсина толстую кожуру, отделила золотистую дольку, зажала во рту. Цедя слова, будто пропуская их сквозь апельсиновый фильтр, поинтересовалась:
— Ты что-то затеял? Поделись. Может, не соглашусь.
— Исключено! Все будет соответственно твоим наклонностям и извечному нашему зову. Зову распыленных по лику земли скитальцев, лишенных отчего крова и общего дома.
— Но, но, Ёся! Твоему дому позавидовал бы сам ребе Кахане.
— Это владение ненадежно. Его могут отобрать в любое время, если кто-нибудь нацарапает анонимку или донос.
— Так подай заявку на свое изобретение. Получишь патент и...
— Бумажки, даже скрепленные гербовыми печатями, теряют всякую силу, если какой-нибудь горластый демагог на многолюдном сборище потребует передать твой дворец под детский сад. Родители, которым не на кого оставить своих детей, подхватят призыв, добьются своего. И переедем мы в коммунальную квартиру, если не в здание с решетками.
— Не верю твоей тираде!.. — Майя вдруг застыла с открытым ртом. Ее лоб покрыли мелкие морщинки. — Постой, постой!... Я обижена? Так, Ёся?
— Верно.
— И тебе выгодно все это, потому что возвращает меня к тебе?
— Не спорю.
— И что же ты хочешь предпринять?
— Буду добиваться твоей реабилитации. Полной и безоговорочной. Как видишь, все буду делать для твоей же пользы.
— Но и для своей — тоже?
— Не без этого. Один я без тебя как без рук. Скорее — как без мозга.
— Ясно. Слушай, Ёся... — Майя заговорила медленно, спокойно, будто размышляя вслух. — Ты охотно прощаешь мне наш развод... Прощаешь мне любовников... Ты, кто копил червонец к червонцу, безоглядно тратишь... Значит, я действительно нужна тебе... Уж не собираешься ли ты превратить меня в защитную стену для себя?
— Я не эгоист. Для нас обоих. И еще для многих... Мы говорим с глазу на глаз. Понимаешь?
— Взял бы патент, и все было бы в порядке.
— Зачем? Ведь я безвозмездно сделал мосты таким влиятельным людям, как Лысорук. В случае чего они замолвят словечко. — Иосиф Самуилович раскрыл блокнот, стал искать какую-то запись.
«Ищи, Ёся, ищи... Наперед знаю, что будешь напевать. Старая, стертая пластинка», — Майя закрыла глаза, приготовилась слушать.
Да, она не ошиблась, Иосиф Самуилович сказал то, что она не раз слышала от него раньше.
— Все народы, среди которых живут евреи, явные или скрытые антисемиты, так говорил наш провидец Герцль. Прошло много времени с тех пор, когда были произнесены эти слова. В наши дни это откровение обернулось своей противоположностью. Теперь антисемитизм, даже будучи могущественной силой, не может принести евреям вреда. Наоборот. Его считают полезным для развития еврейской индивидуальности. Это тоже слова Герцля. А вот у меня записано высказывание Жаботинского: антисемитизм, особенно возведенный в принцип, весьма удобен как предлог для сионистской агитации. А вот Бен-Гурион[14]: сионистам следует маскироваться под неевреев и преследовать евреев грязными методами антисемитизма. Тебе должно быть ясно что к чему...