Подняв голову от шитья, портниха бесстрастно кивнула. Дарсиана продолжала:
— Мне рассказали о ней мои братья, Эрмето и Жетулио. Ты их уже видела?
— Нет, сеньорита.
— Ну, ничего, скоро увидишь. В общем, как только я узнала, то сразу решила что-нибудь сделать. Выкупила Мэй-Мэй из публичного дома и отправила на год учиться шить. Теперь у меня есть свой персональный модельер.
— Очень благородно с вашей стороны, сеньорита.
— Да, я тоже так думаю. И твоё положение вызвало во мне такие же чувства, хотя ты, конечно, оказалась покрепче Мэй-Мэй.
— Да, мне тоже в своё время пришлось не сладко. Судьба меня с самого детства не баловала.
Дарсиана допила кофе и протянула Мауре чашку с вязкой жижей нерастворившегося сахара на дне. Коснувшись пальцев служанки, она долго не отпускала руку.
— Пираты, говоришь? — она театрально передёрнула плечами. — Расскажи ещё раз.
Маура охотно принялась излагать свои приключения.
— Я дочь бедного рыбака из Бриндизи. Когда мне было двенадцать лет, моих родителей и всех жителей деревни убили турецкие пираты, а меня увезли с собой. Это были настоящие звери, грязные, заросшие бородами — они плавали по всему Средиземноморью и везде, где только удавалось, грабили, жгли и насиловали. Я много лет служила им игрушкой для удовлетворения самых грязных желаний. Потом, наконец, возле Азорских островов, они наткнулись на португальский дредноут и получили по заслугам. В Бриндизи у меня никого не осталось, и я села на корабль, отплывавший в Баию. Здесь и осталась, подрабатывала чем могла, в последний раз, когда вы меня увидели, чистила рыбу на рынке — этому я научилась ещё в детстве.
— Значит, ты чувствуешь себя в долгу передо мной?
— Конечно, сеньорита.
— Я рада это слышать. Налей мне ещё кофе, Маура, и вам с Мэй-Мэй тоже.
— Спасибо, сеньорита. Мэй-Мэй, тебе с сахаром?
За портниху ответила Дарсиана:
— Она пьёт некрепко и без сахара, и сказала бы об этом сама, если бы бунтовщики там, в Китае, не отрезали ей язык. Покажи, Мэй-Мэй.
Красавица-китаянка послушно раздвинула челюсти, продемонстрировав влажно блестящую розовую пещеру, лишённую своего законного обитателя. Маура заглянула туда с интересом, но без особого страха, как будто ей приходилось наблюдать вещи и похуже. Мэй-Мэй снова сомкнула губы, искривив их в печальной улыбке.
— Понятно, что такой физический недостаток, — продолжала Дарсиана, — мешал Мэй-Мэй выполнять некоторые обязанности, связанные с её старым ремеслом, но она научилась с успехом это компенсировать, о чём свидетельствует её образцовый послужной список.
Китаянка отложила иголку и взяла чашку с кофе. Маура повернулась к хозяйке.
— Наверное, вам приходилось протягивать руку помощи и индейцам, сеньорита.
— Этим грязным дикарям? Тьфу! — Дарсиана сплюнула на пол. ещё чего! Я сочувствую только представителям цивилизованных рас.
Маура взяла кофейник и стала наливать себе. Некоторое время все трое, устроившись в мягких креслах, молча наслаждались напитком. Потом Дарсиана заговорила:
— Какой крепкий! Я даже вспотела. Вам тоже, наверное, жарко. Мэй-Мэй, я разрешаю тебе немного расслабиться.
Мэй-Мэй поднялась на ноги и расстегнула застёжки на спине. Узкое шёлковое платье упало к ногам, собравшись вокруг туфель на высоких каблучках. Её сияющее тело золотисто-медового оттенка прикрывала лишь полоска ткани, поддерживавшая изящные небольшие груди, и свободные трусики.
Глаза девушки заблестели.
— Теперь ты, Маура.
— Но… моя скромная должность требует соблюдения приличий. Что, если кто-нибудь застанет меня в таком виде?
— Здесь моё слово — закон. Твоя работа состоит в том, чтобы во всём мне подчиняться.
Маура казалась не слишком обеспокоенной, как будто возражала лишь для проформы.
— Слушаюсь, сеньорита.
Пышное тело Мауры находилось на дальнем краю спектра, в котором Мэй-Мэй занимала середину, а незрелые формы Дарсианы — другой конец. Корсет из китового уса заканчивался чуть ниже её пупка, уступая место густым зарослям янтарно-морковного цвета, не прикрытым никакой тканью.