Порываюсь поправить эскулапа, сказать, что моя фамилия Шейнин, но потом одёргиваю сам себя. Может, ну его. Рано вскрывать все карты. Побуду какое-то время Гордеевым, а там будет видно.
– Я тоже этому рад.
Доктор будто не верит своим глазам, смотрит на меня, как на неведомую зверушку. Неужели считали, что не очухаюсь? А вот хрен вам! Помирать нам рановато! Дел по горло!
– Давайте знакомиться. Я Сергей Иванович Обнорский, главврач госпиталя и по совместительству ваш лечащий врач.
– Очень приятно, Сергей Иванович!
– Взаимно, – любезностью на любезность отвечает эскулап.
Начинается стандартный медицинский осмотр: меня всего выслушивают, простукивают, прощупывают, заставляют открыть рот. Я послушно следую приказам.
– Что ж, голубчик! – удовлетворённо крякает Обнорский. – У меня для вас хорошие новости: вы пошли на поправку. Неделька, максимум полторы, и вас можно выписать из госпиталя.
– Куда выписать? – осторожно спрашиваю я.
Врач мрачнеет.
– Разумеется, в действующую армию. Бить японцев, куда ж ещё?!
Каких, блин, японцев? Мы что, за то время, что я в больничке валяюсь, успели сцепиться со Страной восходящего солнца? Интересно, чего не поделили? Те самые Курильские острова?
– Доктор, – медленно говорю я, – простите за глупый вопрос, но у меня что-то вроде… как его… амнезии, что ли… Не помню почти ничего…
– Бывает, – соглашается врач. – Так что вы хотите узнать?
Вообще, вопросов вагон и маленькая тележка, но я начинаю с главного:
– Война с японцами давно идёт?
– Да как началась девятого февраля тысяча девятьсот четвёртого года, так уже почти полгода идёт, ни конца ни края ей не видно.
Мой мозг взрывается! Какой, твою в душу мать, февраль тысяча девятьсот четвёртого года?! Тогда не то что меня – моего деда, а то и прадеда в проекте ещё не было!
Галюники… Ну, галлюцинации то есть… Только больно уж всё реально выглядит для этой самой галлюцинации…
Доктор неправильно толкует мои эмоции.
– Ничего страшного, – успокаивает он. – Память к вам обязательно вернётся, только надо немного времени. Отдохните немного, придите в себя.
В волнении я сам не заметил, как вытащил из-под одеяла восьмиконечную звезду. Врач заметил её, во взгляде мелькнуло удивление.
– Надо же… А в бумагах ничего не сказано насчёт того, что вы у нас, оказывается, охотник на демонов.
Я снова чуть было не подавился собственной слюной. Демоны… Точно крыша поехала на почве контузии! А лежу я, наверное, в дурке, странно только, что не в смирительной рубашке. Видимо, не буйный, но это пока.
Логично предположить, что и доктор – никакой не доктор, а такой же псих, как и я. Отсюда тысяча девятьсот четвёртый год, война с японцами и демонами. Насколько мне известно, в спор с психами лучше не встревать, нужно со всем соглашаться. Охотник на демонов так охотник на демонов.
– Наверное, в суматохе не разобрались, – подбираю максимально нейтральный вариант я.
– Да уж… Суматохи хватило, – соглашается Обнорский. – После сражения при Ляояне мы буквально зашивались, счёт раненых шёл на тысячи.
– И чем оно закончилось, это сражение?
– Генерал Куропаткин отдал приказ об отходе на главную позицию, – помрачнев, сообщает врач.
Понятно, нашим надрали задницу… Стоп, я что, сам начинаю верить во всю эту чушь?
– Но вы не переживайте, сейчас вы находитесь в глубоком тылу, и вам ничто не грозит, – успокаивает Обнорский. – Кстати, вернётесь в часть – обязательно поставьте штоф водки вашему ординарцу. Он вас на собственном горбу в госпиталь приволок.
– Обязательно, – киваю я, хотя понятия не имею, о каком ординарце идёт речь.
Вижу по выражению лица, что Обнорскому очень хочется о чём-то меня спросить, причём явно не из области медицины. Наконец, эскулап решается:
– Скажите, голубчик, а каково это – с демонами сражаться? Говорят, японцы поднаторели в этом искусстве, порой таких созданий призывают, что его и убить-то нельзя.
– Любого можно убить, – машинально говорю я и тут же смолкаю. Как бы чего лишнего не сболтнуть…
– Понимаю, – кивает собеседник. – Военная тайна?
– Именно, – подтверждаю я.
Закончив со мной, Обнорский переключается на бородатого соседа.
– Ну-с, как ваши дела?
Из разговора я узнаю, что сосед – капитан, командир артиллерийской батареи. Его тоже ранило в битве при Ляояне. Если и капитан псих, то почему именно артиллерист и рубка при Ляояне, а не какой-нибудь Наполеон после Ватерлоо или Бородино? Ну не могут люди трогаться кукухой на одной почве!