Но не авиакатастрофы, не разного рода происшествия в небе и на земле характеризовали нашу фронтовую жизнь, а смелые боевые дела. Порой скромные, будничные, чаще без подвигов или малейшего намека на него. Дела, связанные всегда с неудобствами жизни, иногда с полуголодным существованием. Страх, что тебя убьют, жил в нас, но о смерти как-то не думали. Отдать жизнь за спасение Родины от порабощения считалось долгом каждого. Так нас воспитали. Родина означала для нас и семью, и наш дом, и достижения социализма, и прекрасные мечты, и личное счастье. С этими мыслями легче переносились потери и невзгоды.
Самолеты начала Великой Отечественной войны не имели радио, летчики не могли переговариваться с товарищами, летящими рядом. Командиры подавали сигналы ведомым покачиванием крыла, а иногда жестами рук. Не имелось радаров, изобретенных тогда англичанами, которые держали свой секрет в строжайшей тайне. Из-за отсутствия точных навигационных приборов врагом номер один для летчиков скорее была плохая погода, чем противник. Воздушные экипажи не умели летать ночью, в облаках, часто блудили, садились на вынужденную, не найдя своего аэродрома. Но ведь летали! И как здорово! И били немцев! После битвы на Курской дуге мы сохраняли превосходство в воздухе над гитлеровским люфтваффе.
Тогда на фронте и сейчас под конец жизни не перестаю восхищаться: как же так случилось, что лапотная Россия победила на земле и в небе моторизованную Германию? Именно наша военная авиация является наглядным примером величия и таланта русского народа. Если дореволюционная Россия оставила большевикам кое-какой задел в нефтяной промышленности, железнодорожном транспорте, пароходстве, угледобыче, то для развития авиации не было практически никакой базы. Наша авиационная промышленность создавалась на пустом месте. Страна-то была крестьянская, а создала передовую технику. Разве это не подвиг?! Не кто-нибудь, а советские люди удивили мир дальними перелетами через Северный полюс. Нам, мальчишкам, Чкалов и Громов казались неземными героями. За их полетами следил весь мир, ибо в ту пору ни одному исследователю не удавалось достичь полюса.
Утверждают, что Сталин любил авиацию и не жалел средств на ее развитие. Верно, термины «сталинская авиация» или «сталинские соколы» широко вошли тогда в лексикон советских людей. Но вдумаемся: кто строил тогда самолеты? Вчерашние крестьяне. А кто летал на них? Парни, пришедшие в авиаучилища из городов и деревень. И это чувствовалось во время войны. Храбрости летчикам было не занимать, а вот с общим кругозором было слабовато. И вовсе не из-за отсутствия талантливых и способных людей. Тогда даже в Москве трудно было купить общеобразовательную книгу, хотя издавались миллионы учебников для школ и вузов. Мало было в городах библиотек, а в деревнях не знали электрического света.
До войны на золото мы покупали заграничные патенты и лицензии. Некогда популярный автомобиль «Волга» ведет свою родословную от легковушек «эмок», которые первоначально украшались, сам видел в детстве, голубым овальчиком на радиаторе с надписью «Форд». Плеяда отличных фотоаппаратов «Киев» родилась еще до войны с покупки патента у немецкой фирмы «Лейка». На нашем бомбардировщике Пе-2 стояли моторы с французской родословной, модифицированные перед войной русскими умельцами-моторостроителями, подобно прославленному конструктору Микулину.
Новейшие боевые самолеты фашистов были куплены до войны за золото. Выдающийся конструктор истребителей Яковлев в своей книге воспоминаний рассказывает, что, продавая нам новейшую боевую технику, гитлеровцы были уверены, что мы не успеем ее скопировать и наладить массовое производство до начала войны. Яковлев пишет, что ему показали сугубо секретный в то время истребитель «Фокке-Вульф 190», который появился на фронте лишь в 1943 году.
Немцы хвастались своими талантами и считали русских бездарными. Просчитались! Уже в конце июля 41-го к нам в полк прибыла на вооружение партия Пе-2, современных скоростных пикирующих бомбардировщиков. На нем наши летчики провоевали почти все четыре года. Создавались другие машины аналогичного профиля. Но они не превосходили его летными характеристиками. Пе-2 не уступал «хейнкелям», уходил от преследования «мессеров». Летчики и механики любили эту машину, хотя она была строгой в управлении, ошибок в пилотировании не прощала. В конце 42-го нашему полку разведчиков прислали американский бомбардировщик «Бостон». Двухмоторный, по параметрам был похож на Пе‑2. Почти всю войну его перегоняли с одного полевого аэродрома на другой, откуда мы вели боевые действия. Однако в разведку на нем никто не летал. Летчиков пугало слабое вооружение «Бостона», да и шасси были рассчитаны на бетонированные посадочные полосы. Два раза при посадке на полевой аэродром они ломались. Правда, моторесурс на «Бостоне» в три раза превышал моторесурс Пе-2. Уважение у летчиков вызывал американский истребитель «Кобра». Он отличался необычным расположением третьего колеса впереди, под кабиной летчика. Английский истребитель «Харрикейн», который мы увидели еще в 41-м под Москвой, вызывал улыбку. Прозванный «горбатым», он легко переворачивался на рулежке. Дабы избежать аварии, механиков сажали на хвост в качестве противовеса.