Меня всегда удивляло, каким магическим средством пользовался Сталин, увлекая своими идеями и мыслями самую разнообразную аудиторию. Оратором он был никудышным, до конца жизни не избавился от грузинского акцента. Этим средством могла быть только железная логика, умение найти контакт с аудиторией, а также свежесть и новизна идей, их глубокая притягательная сила. Человек, который почти не показывался перед народом, сумел его заворожить и повести за собой.
Подобно талантливому педагогу-воспитателю, он угадал настроение подопечных ему людей, дал им веру в самих себя и в лучшее будущее. Без веры и надежды нет человека. Сталин, если хотите, сыграл на всесоюзных шовинистических чувствах народов. Я имею в виду не отдельно взятых русских или казахов, украинцев или грузин, а в целом весь советский народ. Сталин пробудил в нем чувство огромного достоинства гражданина великой державы, внушил, что отсталая Россия заслуживает великой судьбы, а главное – способна ее творить. Да, Сталин наверняка приукрашивал статистику своих пятилеток, но делалось это не для обмана населения, а для укрепления в нем уверенности в социалистическом строительстве.
При Сталине во всех сферах жизни поддерживался настрой непобедимого оптимизма, о чем ярче всего свидетельствуют бодрые, уверенные, в стиле маршей массовые советские песни. В некоторых из них явно прослеживается русское шапкозакидательство, как, например, в песне «Если завтра война», но все они работали на одно дело. Упрекают Сталина в том, что он обезличил человека, окрестив его «советским». Зато не выпячивалась национальность, затушевывались отрицательные национальные черты, запрещались ругательства вроде «хохол», «москаль», «абрек» и прочие. В репертуарах праздничных концертов обязательно включались гопак, лезгинка, молдавский танец. Казалось бы, мелочи. Но и они цементировали великое достижение сталинского периода – дружбу народов.
Первые шаги в «комсомолке»
Первое время после Победы в полку царствовала эйфория. Нас приветствовали как победителей. Но вскоре начались мирные солдатские будни. Мы, сержанты, мечтали покинуть авиацию и получить мирные гражданские профессии. Все понимали, что страна понесла огромные материальные и людские потери. Там, где прошелся молох войны, остались развалины. Города, села, фабрики и поля – всюду послевоенная разруха. Постановлением министерства обороны было решено сокращать численность военнослужащих в зависимости от возраста. Мне предстояло уволиться через несколько лет, так как к окончанию войны Красная армия насчитывала миллионы человек.
Я переживал. Обострились болезни, то ли от плохого фронтового питания, то ли с детства я был не таким уж крепким парнем. Полковые врачи направили меня в гарнизонный госпиталь, находившийся в польском городе Бромберг (сейчас – Быдгощ). Молодая врач-терапевт повертела в руках бумажку, где говорилось о направлении на лечение старшего сержанта В. И. Силантьева, и спросила: «Как вас зовут?» Я почему-то ответил просто: Володя. Врач пощупала мой тощий живот и сказала: «Володя – красивое имя. Ничего у вас страшного нет. Вернетесь в Москву, женитесь, и все у вас пройдет». Она выдала бумагу «негоден к строевой», что означало мою демобилизацию. Полковое начальство отпустило меня с сожалением: теряем отличного баяниста. Товарищи тепло провожали меня у разрушенного бомбой моста через Вислу. Володя Соколов произнес речь на прощание, а через два года все мои товарищи тоже разъехались по домам. Шел тяжелый послевоенный 1947 год.
Не знаю, как получился из меня стихоплет. Свои первые стишки я опубликовал еще в школьной стенной газете. Она делалась рукописной, как и впоследствии эскадрильские боевые листки, в которых я писал тексты, а Юра Дерябичев рисовал шаржи на авиаторов. У меня сохранились многотиражки разных лет с примерами моего юношеского творчества. Стих-шарж на незадачливого курсанта, пришедшего последним в ротном лыжном походе, был опубликован в красноармейской многотиражке «Контакт» в номере, посвященном 60-летию Климента Ворошилова, тогда первого заместителя министра обороны. В армейской газете «Сокол Родины» на Северо-Западном фронте напечатаны мои уже более зрелые «Летчик и механик» и «Девушка-моторист». Конечно, с поступлением в Институт иностранных языков мне открылось широкое поле для развития творческих начал. В институтской многотиражке «Советский студент» я публиковал не только тексты, но и музыку к ним. Некоторые вещи, например «Борьба за мир», были напечатаны на первой странице с нотами для исполнения.