И вдруг появляется грузин, фельдшер по образованию, с опытом комсомольского вожака, министра безопасности, республиканского партийного вождя, который волей случая добрался до кормила высшей власти. Однажды ему довелось отдыхать с Горбачевым на Пицунде. Разгуливали по пляжу и пришли к выводу, что «так жить нельзя». Выяснили, что судьбы их схожи. У обоих обнаружились репрессированные сородичи. Как повествует Шеварднадзе в своей книге «Мой выбор», в его семье были репрессированные дяди, а его жена Нана поначалу отказывалась выйти за него замуж, так как ее дед был репрессирован и она боялась испортить жениху партийную карьеру.
Шеварднадзе стал министром иностранных дел, ни дня не работая ранее дипломатом, не зная ни одного иностранного языка. За пять лет он с благословения Горбачева развалил социалистическую империю, простиравшуюся от Одера до Японского моря. Если бы Шеварднадзе занял четкую позицию защиты армии в тбилисской кровавой истории, когда сепаратисты устроили побоище и свалили вину на солдат, то не появились бы другие бойни на Кавказе и не взбаламутилась бы Прибалтика. Надо было вовремя проявить твердость, просто власть употребить. А показали себя трусами перед горсткой националистов-боевиков. Даже у себя дома играли в поддавки.
Разумеется, ничто не вечно под луной. Нет-нет! Надо было кончать с холодной войной, завершать процесс разоружения, ликвидировать региональные конфликты в мире, идти на объединение Германии, на обновление жизни стран социалистического содружества. Но все следовало делать с достоинством, проводить в жизнь как назревшую необходимость, ни в коем случае не копаться в прошлом, не стирать грязное белье на улице, а, напротив, опираясь на богатый опыт прошлого, двигаться вперед.
В 80-х годах стало ясно, что холодная война надоела всем, как советским людям, так и американцам. Со скрипом, медленно, но продвигалось ядерное разоружение. На Западе усиленно обкатывали мысль о том, что идеологический конфликт с Советским Союзом есть большая глупость, хотя бы перед лицом крепнущего третьего мира. В вопросе неминуемого объединения немецких государств надо было не выжидать и не стимулировать в ГДР антикоммунистический переворот, а выступить первыми с инициативой объединения и вывода наших войск из восточной части Германии. Под каким предлогом? Скажем, в связи с исторической неизбежностью, за давностью сроков оккупации Германии, которая, мол, ныне не та агрессивная держава, что развязала захватническую войну. Словом, надо было выставить себя святее самого папы римского. Еще неизвестно, произошло бы объединение или нет, но мы нажили бы огромный капитал у немцев и вызвали бы гнев у английских и французских политиков, которые боялись и боятся сильной Германии.
Что касается братских стран… Разве неизвестно, как относится любой народ к размещению в его стране иностранных войск? Помню, трения с поляками начались уже в первые месяцы после нашего триумфального освобождения Восточной Европы. Из-за простых житейских мелочей: грубого обращения, конфискации имущества и земли под гарнизоны и тому подобное. Мы, например, разъезжали в польских поездах и автобусах и не платили за билеты. На требования контролеров с ухмылкой отвечали: «Пусть за нас Рокоссовский заплатит!» Причем деньги у нас были, но мы считали, что спасли Польшу от порабощения и за это поляки должны быть вечно нам благодарны. То была бездумная эйфория победителей. Много неразумного было допущено нами и после войны. Но самый главный просчет правителей Москвы состоял в том, что первая в мире страна социализма за много лет после войны не смогла предложить идеальной модели политического и экономического развития. Горбачевщина пошла по легкому пути крушения всего старого. А что взамен? Ничего, кроме пустопорожней болтовни.
Освободив братьев-славян от нашей опеки, мы не дали им свободы. Небольшие государства с ограниченной экономикой, лишенные своих энергоносителей стали зависимы от Запада. Мы бросили на произвол судьбы Югославию. Пожар междоусобных войн заполыхал и на наших окраинах – в Приднестровье, на Кавказе и в Средней Азии.