16 октября 1964 года
Владимир Ильич, наш новый главный, оказался человеком с юмором. Редакцию посетила Индира Ганди, тогда министр информации. Молодая, красивая. Визит устроил индийский посол в Москве, который дружил с руководством «Известий». Индира пришла с переводчиком, но Владимир Ильич пригласил меня для страховки. Приветствуя Индиру, он сказал:
– Я, конечно, не тот Владимир Ильич…
Индира улыбнулась и спросила в лоб:
– А где сейчас Аджубей? Говорят, что он в ссылке, в Сибири. А еще пишут, что его казнили…
– Вот как! Это злые языки выдумали. Он жив, здоров, будет работать в Москве. Сегодня был в «Известиях», оформил отпуск. Никто не собирается его наказывать.
17 ноября 1964 года
Степаков заявил, что не отличается крепким желудком, не пьет. Но согласился прийти в облюбованный нами ресторан «Арагви» на журналистские проводы: Стуруа уезжал в Лондон, а я в Гавану. Увы, Аджубея, который подписывал документы о направлении нас собкорами, на проводах не было. Мне вспомнилось, что однажды во время очередной вечеринки в «Арагви» Алексей здорово напился и вдруг вскликнул: «Ну, сколько можно пить! Давайте займемся делом». Кто-то пьяный выкрикнул: «Давайте проведем партсобрание!» Все дружно хихикнули. Однако Аджубей прервал смех: «А почему бы и не провести? Предлагаю повестку дня: Можно ли послать за границу… Мэлора Стуруа». Все словно протрезвели и начали обсуждать таланты и недостатки Мэлора.
20 ноября 1964 года
Аджубей правил материалы лихо, имея крепкую защиту в лице тестя Хрущева. Будучи редактором отдела литературы «Комсомолки» (назначен вскоре после смерти Сталина), он допустил серьезный прокол, за который обычно снимали с редакторов. Но Алексей был непотопляем. Работая уже главным редактором «Известий», Аджубей загодя получал длинные речи Хрущева у помощников руководителя страны. «Правда» лишилась монополии печатать первой важные государственные документы. Аджубеевская «независимая народная» обошла главную партийную газету страны по тиражу, позволяла себе критиковать всех и всякого, кроме… Моссовета и министерства финансов. Согласно джентльменскому соглашению, добрый дядя, председатель Моссовета В. Промыслов не обижал нас, журналистов, и рабочих типографии «Известия», выделяя лучшие новые дома в столице, что позволяло Аджубею переманивать ценные кадры. А минфин и внешнеторговое ведомство жаловали «Известия» валютой для приобретения импортного типографского оборудования или письменных столов для журналистов. Этот негласный принцип «ты мне, я тебе» не был связан с махинациями. Отнюдь. Дома выделялись законно в счет средств, внесенных издательством на жилищное строительство, валюта также строго по утвержденной смете. Разве лишь дома были не панельные пятиэтажки, а кирпичные и в хорошем районе, а валюта предоставлялась раньше, чем другим.
Близкое общение с председателем Моссовета родило у Аджубея идею архитектурно украсить Пушкинскую площадь. Благо давно созрел план построить новое административное здание редакции. Решено было воздвигнуть, как у них там «за бугром», небоскреб. Для одной редакции с числом журналистов чуть более 300 душ небоскреб был явно велик. Аджубей обещал, что займет часть здания, остальное будет отведено под Всесоюзный дом прессы. Великолепно! Архитекторы начали работать над проектом, коллектив известинцев погрузился в горячую дискуссию, каким будет наш новый дом. Вы не догадываетесь, почему на Пушкинской площади нет небоскреба? Почему вместо него стоит здание редакции «Известий», не выше других в округе? После отставки Н. Хрущева Промыслов еще долго оставался председателем Моссовета и приказов о запрещении небоскреба не отдавал. Правда, он провел решение о «единстве архитектурного стиля» в центре столицы, запретив строить дома выше красного здания Моссовета.
В Москве одно время поговаривали, что Алексей займет кресло министра иностранных дел. Непостижимо – министр в сорок лет! Жаль, не вышло, сболтнул лишнее в ФРГ. Освободили его от руководства «независимой народной». Сохранили квартиру, дачу, спецполиклинику, спецсанатории. Зачем унижать? Серый кардинал Михаил Суслов отправил Аджубея очеркистом в журнал «Советский Союз». Там он много писал, но подписывать материалы своим именем ему не позволялось. Этим наказанием Суслов, видимо, хотел задушить в Аджубее самолюбие.