Хочу вспомнить добрым словом известинцев-фронтовиков. «Здесь каждый день считался за три» – так называлась книжка очерков о войне, которую мне подарил Анатолий Иващенко, мой друг еще по работе в «Комсомолке». Он работал в сельскохозяйственном отделе, объездил всю страну, глубоко переживал трудности селян. Его пригласили политобозревателем на телевидение. Другой мой друг-фронтовик Юра Звягин сначала работал собкором в Грузии, затем в Болгарии. Чудесный, простой русский человек прожил недолго, оставил о себе добрую память книжкой «Все тепло сердца», которую подготовила для печати его супруга Нона Звягина.
Мой вечный шеф, редактор иностранного отдела, затем главный в «Неделе» Михаил Цейтлин подарил книжку «Международный дневник», изданную в 1968 году. Это сборник его публикаций за многие годы работы в «Известиях». Трудолюбивый редактор выполнял роль рабочей лошадки в редакции. Его всегда можно было застать в кабинете склонившимся над правкой очередной корреспонденции. Когда в последний год жизни Сталина по редакциям прокатилась антиеврейская кампания, Цейтлина оставили в покое. Он решительно заявил, что он еврей, но другой – сибирский, а такие не имеют ничего общего с теми, кого вычищают. В еврейском коллективе «Недели» Цейтлина недолюбливали. Возможно, он никого не баловал. Никто из недельцев не пришел на его похороны. Он умер, когда иностранный отдел значительно обновился, появились молодые сотрудники. Как член похоронной комиссии, я приглашал молодых, но они не пришли. Сказали: «Мы его не знаем».
Советская элита: так жить нельзя!
Еще до войны в нашем обществе произрастал класс привилегированных партаппаратчиков, технократов, генералов и маршалов, а также обласканных стотысячными премиями ученых, писателей и артистов. После войны для них в Москве и других городах строились высотные дома с архитектурными излишествами. В то же время сотни тысяч горожан жили в тесных коммуналках и готовили пищу на керогазах; они твердо верили, что жизнь изменится к лучшему. А пока в Белоруссии и на Смоленщине, под Ржевом и Орлом вернувшиеся с войны солдаты, иные без единой медали, жили в землянках.
Шли годы. Жизнь действительно изменялась к лучшему. Советский Союз первым из воевавших стран отменил карточную систему. Первым создал водородную бомбу. Первым сконструировал ракету, поднявшую в космос спутник. Первым вывел на космическую орбиту Юрия Гагарина. Первым построил атомную электростанцию и атомный ледокол. Да мало ли было ошеломляющих мир достижений!
Изменялась структура общества. Появилась советская элита, своего рода привилегированный класс. Большую ее часть составляли партийно-государственная номенклатура и военная верхушка. Другой ее частью стали выдающиеся творческие деятели, писатели, актеры, кинорежиссеры, а также некоторые представители технической интеллигенции. Они пользовалась различными льготами, хотя, как говорится, в поте лица своего их отрабатывали.
Я никогда не мечтал влиться в круг номенклатурщиков. Такая возможность была в редакции «Известий». В ней насчитывалось до двух десятков номенклатурных должностей. Наши члены редколлегии и политические обозреватели, например, пользовались льготой вызвать черную известинскую «Волгу» по служебной надобности, а то и без нее. Я не завидовал, когда наш номенклатурщик залезал в машину с водителем и ехал на улицу Грановского за продовольственным пайком, либо на Сивцев Вражек в Первую поликлинику 4-го Главного управления Минздрава или в кунцевскую больницу ЦКБ. Мне нравилось стучать на машинке, радоваться каждый раз, когда моя фамилия появлялась в конце статьи или небольшой заметки. А пуще всего я был доволен, когда издавалась книжица, на обложке которой вверху крупно значилось мое имя.
Развивалось и номенклатурное чванство, проявлявшееся в самых разных ситуациях. Как-то я спросил Константина Севрикова, курировавшего в «Известиях» отдел права и морали: «Не стыдно вам, членам редколлегии, гонять машины за пятьдесят километров, чтобы отвезти и забрать вас из нашего дома отдыха «Пахра»? Словно единоличники, каждый вызывает «Волгу» для себя. Что с вами? Не можете по трое ехать в одной машине?». Он, слывший в редакции «демократом» за оригинальные спичи на летучке, ответил: «Ты хочешь поравнять меня с уборщицей, тетей Машей? Нет уж! Я против уравниловки!»