Молва приписывала все успехи талантам, пробивной силе Аджубея. Все было так на первых порах. Но шло время. Алексей увлекся иными идеями и планами, причем отнюдь не газетными. И мы убедились, что истинным организатором серьезных и увлекательных материалов был Александр Плющ. Он предстал перед коллективом недельцев человеком широкого кругозора, знатоком давно забытых, а то и преданных анафеме традиций. Его способности раскрылись еще глубже, когда рухнула противосусловская защита в лице Аджубея. Плющ встал напрямую лицом к лицу с агитпропом ЦК, получал со Старой площади одно порицание за другим. Он сумел привлечь способную молодежь и писательскую «оттепель» – Георгия Бакланова и Юлиана Семенова, экономистов-рыночников Отто Лациса и Геннадия Лисичкина и других. На подхвате у Плюща был небольшой актив из безработных выпускников факультета журналистики МГУ. Эти «вольные стрелки» жили без зарплаты, на случайные скромные гонорары. Из них выросли известные перья – писатель Анатолий Макаров, публицист Дмитрий Казутин и другие.
Помню, в тесных прокуренных комнатах еженедельника велись крамольные разговоры о печати, о преимуществах капитализма, какие начали вестись лишь на второй-третий год перестройки. Частенько некоторых ораторов обрывали строгим «Тсс!». Спорили между собой Лацис и Лисичкин. Когда один из них нуждался в поддержке своих мыслей, обычно обращался ко мне: «Вот спроси Силантьева! Он знает, он жил в стране классического капитализма!» Я отшучивался: «Конечно, капиталист лучше следит за порядком. Вас обоих давно выгнали бы с работы за болтовню во время рабочего дня». Все дружно смеялись. После снятия Хрущева, а потом летом 68-го, в пору «пражской весны», разгоряченно спорили и не скрывали, что осуждают ввод войск в Чехословакию. И тогда были инакомыслящие и по-своему храбрые люди, выражавшие открытый протест, несогласие с официальной политикой.
За двадцать лет в «Неделе» сменилось семь главных редакторов. Плюща сменил Михаил Цейтлин, мой бывший шеф по иностранному отделу «Известий». При нем еженедельник мало изменился, разве что больше стало статей на международные темы. Свою лепту внес другой главный, Валентин Архангельский, работавший заведующим агитпропом компартии Узбекистана. Он привел «Неделю» в спокойное русло. Она перестала выделяться на фоне других изданий. С другими главными редакторами мне не приходилось работать. Однако перестроечный Сырокомский, ставленник главного прораба гласности Александра Яковлева, похлестче, чем Коротич в «Огоньке», оплевывал наше прошлое, оскорблял фронтовиков, оправдывая без разбора репрессированных и военнопленных. Самое удивительное, что все эти очернительские статьи редактировались, а порой и писались Виктором Водолажским. За его плечами не было никакого специального образования. Работал в отделе информации «Известий» репортером и за отсутствие способностей был переведен в «Неделю». Сырокомский, может, еще долго пичкал бы читателей чернухой, но его прогнали: попался на финансовых махинациях.
Перестроечная гласность упала на увлажненную почву в «Неделе». Среди обиженных судьбой сотрудников были и ущемленные, полурепрессированные. Отделом литературы заведовала Нателла Лордкипанидзе. Когда под конец жизни Сталина возникло «дело врачей», по редакциям прокатилась антиеврейская волна. Нателла работала в «Комсомолке» и была уволена. Едва ли она могла забыть такое и от чистого сердца писать о социалистическом реализме? Нет, конечно! Вот вам иллюстрация, откуда в разгар перестройки появились перевертыши. Они жили среди нас с двойной моралью. Тогда и Лордкипанидзе, и Георгий Бакланов, и Юлиан Семенов, и Евгений Евтушенко писали, как надо, хваля социализм как высшее достижение человеческой цивилизации. В пору горбачевщины они перевернулись и стали пинать ногами коммунистов и советскую власть.
На свое пятидесятилетие я решил сделать себе подарок – написать очерк о молодом поколении 1922 года рождения, к которому сам принадлежал. Ведь оно защитило Родину от гитлеровского ига, затем восстанавливало разрушенную страну, прожило жизнь лишений, жертвовало всем. Идея очерка родилась в связи с отмечавшимся в 1972 году 50-летием создания СССР. В очерке я рассказал о своем боевом товарище Константине Дунаевском, Герое Советского Союза, сбитого под Берлином за несколько дней до его сдачи. Дунаевский был моим ровесником. Назвал очерк «Достойный сын». В «Неделе» забыли про мой юбилей. И про мой очерк. Извинились и срочно напечатали. Приятно! Очерк на летучке был признан лучшим материалом. Цирковер говорил: «Автор открылся в совершенно новом амплуа. Бесспорно отличный материал, написан лаконично, с присущим автору юмором». Потом долго меня хвалил Казутин. Он сказал, что очерк вдохновил его написать серию портретов о поколении 30-х годов. Хвалили и товарищи-известинцы.