Через Смоленск доставляли по рельсовым путям боеприпасы, шли военные эшелоны на фронт. Каждую ночь «юнкерсы» обрушивали фугаски на железнодорожный узел. Не щадили и авиагарнизон. Мы спасались, прячась в щели в склоне холма. Однажды с механиком Костей Воробьевым спрятались в стальной водосточной трубе меж двух холмов. «Костя! – крикнул я. – Вылезай! Упадет фугаска, и нас вышибет взрывной волной».
Костя служил в первой эскадрилье, а я – в третьей. Наши самолеты стояли в разных концах аэродрома. Был жаркий июнь. Вдруг я увидел, как Костя, объятый пламенем, бежит к нам на стоянку. Он горел. Я догадался почему. Костя хранил свой летный комбинезон в кабине самолета, возле бензобака. Комбинезон пропитался бензином. Костя – заядлый курильщик. Закурил, и комбинезон вспыхнул. Он с трудом сорвал его с себя. Но горела уже гимнастерка и майка. Мы догнали его, свалили, накрыли плотным моторным чехлом. Огонь погас. Но доктор в госпитале сказал, что солдат не выживет – слишком много ожогов на теле.
Мы похоронили Костю в сквере между двумя пустующими пятиэтажными домами. Прощание было коротким. Опустили гроб: «Прощай, дорогой товарищ. Пусть земля тебе будет пухом». Трошанин, техник эскадрильи, вытащил пистолет и трижды салютовал. А вскоре рядом с Костей похоронили старшину Черныша. Его нашли в густой траве метрах в десяти от хвоста самолета. Там он любил вырезать из обломков плексигласа портсигары, всякие безделушки. Сочли, что его убил из пулемета стрелок-радист, улетавший на боевое задание и решивший опробовать свое оружие. Это разрешалось. Разрешалось стрелять в сторону.
Прошли годы, десятилетия. Смоленск восстановили. Мы на юбилейные праздники родного полка приезжали в гарнизон на поезде. С вокзала на грузовичке ехали на аэродром Южный, то есть Шаталовский. Однажды я предложил Павлу Александровичу, коренному смолянину, подняться в гору, найти дом-развалину, где мы жили, и положить цветы к могилам Воробьева и Черныша. Долго искали скверик с детской песочницей. Могил наших товарищей так и не нашли.
АТОМНЫЙ РЕКВИЕМ
На телеэкране было хорошо видно, что над американским городом-гигантом разверзлись небеса. Два небоскреба-близнеца были объяты огненным смерчем. Образовалось гигантское облако дыма и пыли. Небоскребы один за другим сложились как карточные домики.
Неужели это конец света? Меня охватило отчаяние. Я потянулся к листу бумаги – написать последние строки завещания близким и друзьям. Вот что получилось:
Солнце устало миллионы улыбок
Слать в ненасытный эфир,
Вдруг разозлилось и ядерной глыбой
Взялось сокрушить этот мир.
Сразу улягутся жалкие страсти,
Землю за космос гоня,
Восторжествует везде самовластье
Смерча, вулканов, огня!
Разом слетят золотые короны
И демократии сеть.
Каждый – богатый и бедный – законно
Право получит на смерть.
Будут кипеть океаны от злобы,
Дыбиться горы, взрываться земля.
И как иголки проткнут небоскребы
Острые башни Кремля!
Вспомним американскую бомбежку японских городов в конце Второй мировой войны. Десятки тысяч убитых жителей Хиросимы и Нагасаки! Вспомним Карибский кризис. В середине прошлого века вашингтонские политики всерьез восприняли выдуманную ими же советскую ядерную угрозу, нервно реагируя на завезенные на Кубу советские ракеты. Оба ядерных монстра объявили боевую готовность в своих вооруженных силах. Тогда, кстати, находился на казарменном положении мой 47-й разведполк. Летчики в полном снаряжении, сменяя друг друга, круглосуточно дежурили в своих реактивных «Як-28». Слава богу, у лидеров двух сверхдержав хватило ума пойти на мировую.
Что же случилось 11 сентября 2001 года, в начале нового века? Поистине невероятное! На Нью-Йорк, да и все материковые США, не упал ни один снаряд, ни одна бомба ни в Первую, ни во Вторую мировую войну. Отделенные океанами от остального мира Соединенные Штаты чувствовали себя в безопасности, разве что советские ядерные ракетные силы вызывали серьезную озабоченность. Правда, с распадом СССР такая угроза явно спала. И вдруг горстка пилотов-самоубийц арабского происхождения овладела штурвалами тяжелых четырехмоторных авиалайнеров и врезалась в небоскребы-близнецы. Эти небоскребы, построенные в 1961 году, стали своего рода символом финансовой мощи Нью-Йорка, в них располагались несколько бирж и многочисленные офисы ведущих компаний мира. На крыше одного из небоскребов-близнецов я однажды прогуливался туристом. Открывался незабываемый вид на весь многомиллионный город и на статую Свободы, встречающую всех, прибывающих в «столицу мира» по морю.