Идею одобрили и привели в исполнение. А на следующий день Вернон пропал. Мы весь день прождали его у сарая, где жила корова, но он так и не появился. Вечером я случайно наткнулся на него. Он сидел за гаражами, уткнувшись лицом в колени и плакал. Я сел рядом и тоже начал плакать. Мы просидели так больше часа, потом я встал и, молча, ушел.
«Он тоже живой, - сказал я потом своим друзьям, - ему тоже больно, он тоже умеет плакать. Зря мы все это сделали».
Меня подняли на смех. А наш главный подошел ко мне, схватил за подбородок и процедил сквозь зубы: «он – овощ, полоумный дурак. А мы – крутые!»
«Крутые! Крутые! Крутые!» - скандировали вокруг меня. И я сдался. Тогда я очень хотел быть крутым.
Во время моей молодости действовало огромное количество «пророков», предвещавших скорый конец света и призывающих к покаянию. По мне, все они были насквозь фальшивыми. Одной из самых многочисленных было некое общество, название которого я запамятовал. Его члены одевались исключительно в длинные балахоны до пят, лицо заматывалось платком так, что невозможно было разглядеть глаза. Основным для них был обет молчания. Они никаким образом, даже жестами, не должны были общаться с окружающими.
Когда мы уже немного повзрослели, именно эти люди стали нашим новым развлечением. Нужно было подкараулить одиноко бредущую по улице черную фигуру, желательно женскую, подбежать и, схватив за платок на лице или за подол балахона, попытаться сорвать одежду. Попытка признавалась успешной, если удавалось добиться от жертвы хотя бы малейшего звука.
Эта игра настолько нас увлекла, что в городе уже начали поговаривать о националистической группировке. Слушая новости, мы покатывались со смеху. Дело то ведь было вовсе не в национальности или вере наших жертв, а в безмерной скуке, цинизме и безделье, заполнявших все вокруг. В том числе и наши неокрепшие души.
Пишу эти строки, сгорая от стыда, не веря в то, что я мог заниматься подобным. Не стану оправдываться. Я был не лучше других.
Как я уже сказал, кинотеатры и клубы в нашем районе не приживались. Зато очень хорошо прижились несколько баров с жалким подобием дискотек. В них мы проводили почти все вечера.
В баре бесплатно не наливают, и мы нашли прекрасный (а по сути своей омерзительнейший) способ подзаработать – мы грабили припозднившихся прохожих. Удар по голове, выворачивание карманов и бежать. Случалось, что люди погибали. Но нас нисколько не смущал подобный исход. Мы были равнодушны.
Да. Только сейчас я вдруг понял в чем главная беда человечества. Не в злобе или жестокости, а в равнодушии. В гнилом равнодушии, когда все равно, что станет с живущим рядом человеком.
Подобные операции я проводил множество раз и к семнадцати годам имел уже солидный опыт. И разве мог я ожидать, что в один из темных вечеров неизвестная рука нанесет мне удар по голове, и я упаду на тротуар, теряя сознание.
С этого момента и начинается моя странная неправдоподобная история, перевернувшая всю мою жизнь.
2
Не могу сказать, сколько времени я провел без сознания. Когда я открыл глаза, было еще темно. Тускло горела одинокая лампочка над подъездом, луна скудно освещала дорогу. На улице не было ни души.
Я сел, ощупал голову, и, к своему удивлению не обнаружил ни крови, ни даже шишки на месте удара. Я поднялся на ноги. Голова не кружилась, боли я тоже не чувствовал, а по всему телу разливалась приятная легкость. Мне казалось будто мое тело потеряло весь свой вес. Казалось, подпрыгни и лети над крышами города, далеко-далеко...
Внезапно я заметили небольшую фигуру, скрючившуюся на скамейке. Это был мужчина неопределенного возраста, одетый нелепейшим образом: на голове – черный цилиндр, на ногах – гамаши, а вместо куртки – что-то похожее на фрак.
Я рассвирепел, решив, что именно он виновен в нападении. Я схватил первый попавшийся под руку булыжник и со всей силы швырнул в странного человечка. Камень пролетел сквозь его тело, будто его и не было. Потрясённый, я уже было решил, что получил сотрясение мозга и теперь мне мерещатся странные человечки в старинных костюмах, как мое видение поднялось с лавочки и обратилось ко мне:
- Зря стараешься. Ничего у тебя не выйдет. По вашему человеческому выражению я ни жив, ни мертв. Только не от страха, а в буквальном смысле. Ты кстати тоже.
- Как это ни жив, ни мертв! - закричал я, - ты что мелешь?
- А то, - пояснил человечек, - что я ушел из мира людей, умер по вашему, но умер не до конца, а временно. Знаешь, сколько я таких как ты видел? Они все потом уходят в тот или иной мир, а я застрял. Временно слишком затянулось.
Человечек выглядел расстроенным.
- Значит я тоже умер? - спросил я.