– Это – ты.
– А говорил о розе, – нервно усмехнулась Хлое.
– Это ты, когда я впервые тебя увидел, – пояснил Крамер.
– Когда я рухнула на чердак?
– Нет, – покачал головой ювелир. – Когда ты кого-то ждала в притоне Джереми... Такой простенький бумажный цветочек в духоте и вони Дома-Под-Мостом. Дело в том... – на миг он зажмурился. Создавалось впечатление, что глаза у него сильно болят. – Дело в том, что я многое замечаю и всегда вглядываюсь в то, что вижу. Оттого у меня столь плохое зрение... – он сдвинул очки на лоб и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. – Так гораздо лучше...
Хлое поднялась и неслышными шагами подошла к креслу Герберта, встала сбоку и тихо, серьезно спросила:
– Ты хочешь сделать еще один цветок?
– Именно, – ответил Герберт. – А для этого мне нужна ты. И где быстрее всего постичь женщину? Конечно, в любви. Плотской, – он открыл глаза. – Или духовной. Но для последнего у меня слишком мало времени. Смог рассеивается, и патрульным надоедает рыскать по Нижнему Городу. Да и твое терпение... – Крамер провел ладонью по ее бедру. – Иди сюда. К чему лицемерить сейчас, ведь ты врала мне, когда соблазняла, но не когда... – он не мог подобрать нужное слово.
– Плавилась, – подсказала Хлое. – Как металл. Или воск.
– Металл, – улыбнулся Герберт, наблюдая, как она снимает ботинки.
Девушка двигалась осторожно, но четко, как безупречно сконструированная механическая кукла, усаживаясь на его бедра. В достаточно большом кресле они вдвоем, лицом к лицу, поместились прекрасно. Хлое откровенно порадовало то, как изменилось дыхание Крамера, когда она придвинулась ближе и пальцами провела по его шее. Герберт придержал девушку за талию одной рукой, мягко, позволяя диктовать условия, а вторую положил на ее колено. Юбка определенно мешала, но что-то было упоительное в том, чтобы не сдвигать ткань с кожи, не обнажать девичьих ног сейчас, абсолютно точно зная – скоро эта девушка будет принадлежать ему целиком и полностью.
Хлое сняла очки с его лба и кинула на соседнее кресло, чуть приподнялась, подбирая юбку, и ожидающе взглянула на мужчину. Крамер, с трудом сдерживая улыбку, провел ладонью по ее груди, чуть сжал... Это доставляло удовольствие, даже несмотря на плотную ткань. Слишком плотную – а ведь совсем недавно их разделяла разве что ее нижняя рубашка. Хлое не сдержала смешка, вновь расстегивая крючки платья.
– Неужели мне и дальше придется тебя соблазнять? – с показной печалью вздохнула она.
– Тебе это уже нравится, – пожал плечами Герберт, медленно поглаживая ее спину и бедра. – Роза... Совершенно точно.
– Почему все-таки роза?..
Хлое склонилась, приникнув губами к его рту. И в тот же миг полностью потеряла контроль над ситуацией – в уже знакомой хватке, которую объятиями язык не поворачивался назвать. В первую секунду испытав настоящую панику, во вторую девушка уже страстно отвечала на поцелуй, чувствуя, как под рубашкой и платьем огнем горит ее кожа. Эта преграда злила, бесила, но отрываться от Герберта, чтобы снять одежду, было выше сил Хлое. Вместо этого она попыталась расстегнуть пуговицы его рубашки, но вместо этого оторвала их и с наслаждением почувствовала, что его кожа точно так же горит. Захотелось опуститься с поцелуями ниже, а лучше... Проклятое, проклятое платье!
Оторвавшись, чтобы глотнуть воздуха, девушка хотела возобновить поцелуй, но Герберт воспользовался моментом, чтобы освободить ее руки из рукавов. Коснулся губами сгиба локтя и вновь привлек Хлое к себе, покрывая поцелуями шею и стаскивая кружевную бретель нижней рубашки. Запрокинув голову, Хлое не сдержала стона и подалась еще ближе, хотя казалось, ближе уже некуда.
– И как же мне отвечать на вопрос?.. – прошептал Герберт.
– Честно, – Хлое не позволила стянуть вторую бретель, но продолжила снимать с него рубашку, попутно отцепив подтяжки. – Говори... Только говори не то, что я хочу слышать, а правду.
Она немного отодвинулась, чтоб можно было рассмотреть мужское тело, худощавое, но крепкое, твердое, с различимыми мышцами. Чтоб можно было провести ладонью по груди, животу... и остановиться чуть ниже. Мужские руки на ее бедрах напряглись, ну а напряжение в паху ощущалось уже давно.
– Говори...
Стало слышно, как Крамер скрипнул зубами.
– Правее, – с трудом улыбнулся он. – Карман брюк... Там...
Там оказалась зеленоватая маленькая квадратная пластинка, завернутая в обрывок бумаги.
– Съешь... Не бойся, ничего опасного. Я видел, какую гадость пьют женщины Жоржетты, чтобы не забеременеть... Это гораздо лучше.
Девушка проглотила пластинку, морщась от горечи. Глубоко вдохнув и выдохнув, Крамер вернулся к поглаживанию женских ног и вдруг замер.
– У тебя ведь уже был мужчина? Не соврала?
На одну секунду Хлое потеряла дар речи.
– А я что, похожа на девственницу?
– Нет. Но я заметил стыд.
Первая страсть так и не была удовлетворена, но на время стихла, а вернее, превратила каждое новое прикосновение, медленное, томное, в мучительно-сладкую пытку, а каждое, даже самое обыкновенное слово, в совершенно непостижимый элемент бредовой, неподвластной разуму игры. Хлое с трудом соображала, но умудрялась понимать то, что слышит.
– Сколько у тебя их было? – спросил Герберт, наклоняя девушку к себе. Он коснулся языком бьющейся жилки на ее шее, Хлое в ответ прерывисто вздохнула, зарываясь пальцами в каштановые волосы.
– Тебе это важно?
– Нет. Всего лишь интересно... Раз уж я увидел твое смущение.
Хлое качнулась вперед-назад, дождавшись более настойчивых поцелуев, и ответила на выдохе:
– Двое.
– Любила?
– Мне так казалось.
– Не повод, чтобы смущаться, – обнажив ее грудь, он надолго припал ртом к розоватому соску, добившись нового стона. Руками гладя горячую и напряженную спину девушки, он заставил ее отклониться назад, выгибаясь и запрокидывая голову.
– Не повод... Но я понимаю... – в голосе его слышалось восхищение. – Роза...
– Так почему роза? – спросила Хлое, прижимаясь к нему.
– Просто алая роза – это страсть и стыд одновременно. Ты не можешь иначе.
– Это вызов?..
За спиной девушки, на столе, горела лампа, и контур пленительного женского тела очерчивался слабым золотистым светом. Ее волосы казались рыжими, как медь, а глаза были очень темными, а руки...
– Нет, – ответил Герберт. – Я и так повержен.
Подвязки и чулки Хлое им удалось снять, почти не отрываясь друг от друга, только еще больше порвав платье, которое теперь, вместе с сорочкой собралось в складки на поясе. Как Герберт стащил брюки, девушка и вовсе не заметила, полностью доверившись движениям мужчины, его рукам. А дальше был жар, влажный шепот, обжигающие поцелуи и бритвенно острая нежность, режущая на куски и необыкновенно чувствительную кожу, и сердце, и, казалось, саму душу. В дыхании Герберта Роза слышала свое имя, то, которым ее давно никто не называл, и откликалась, целуя, лаская и двигаясь именно так, как ему хотелось.