Кажется, он не обращает внимания на мой взгляд. Он долго смотрит на меня, а потом наконец говорит.
— Слушай, — говорит он рассудительно, хотя весь этот разговор, по сути, не более чем лихорадочный сон. — Ты ведь учишься здесь, верно? Ты — ребенок из Спиркреста?
Ребенок из Спиркреста? Я могла бы дать ему пощечину, если бы не была уверена, что она окажет на него такое же воздействие, как пощечина на мраморную статую.
— Я учусь в 13-м классе, — уточняю я, перекидывая волосы через плечо.
— Точно, — говорит он, — Значит, я полагаю, что ты…? Ребёнок с трастовым фондом, у которого богатой мать и отец.
Мой папа не просто богат. Он из тех богачей, которые заставляют богатых людей вставать, когда он входит в комнату. Но если я скажу это, у меня будет ощущение, что это только подтвердит то, что он говорит.
— У меня нет проблем с богатыми детьми, — говорит Ной, — как великодушно с его стороны, — но такие девушки, как ты, не встречаются с такими парнями, как я.
Девушки вроде меня? Я скрещиваю руки и вскидываю бровь.
— Ты никогда не встречал таких девушек, как я.
Он вздыхает, затем поднимает одну руку, чтобы задумчиво потереть челюсть. Мой взгляд падает на его руки, и я сопротивляюсь желанию прикусить губу. У него тоже красивые руки. Красивые, большие руки, с короткими ногтями — удивительно чистыми для садовника — и ярко выраженными венами. Костяшки пальцев немного в синяках.
Он на мгновение задумывается. Потом, к моему удивлению, лезет в карман, достает телефон и проводит пальцем по треснувшему экрану. — Ладно, тогда. Когда ты хочешь это сделать?
Я моргаю. Что сделать?
— Все, что ты хочешь сделать. Потусоваться. — Он слегка наклоняет голову в сторону, ловя мой взгляд. — Завести отношения.
У меня в груди все замирает, потому что раньше это был просто план, а теперь он превращается в реальность. Я думала, что если дам ему возможность написать, то это поставит его в тупик, сохранит за мной власть, но теперь он блефует, и это я в тупике.
Сейчас. Это был мой план, верно? Просто все идет лучше, чем я предполагала. Учитывая, как катастрофически провалился мой предыдущий план, я не ожидала, что этот пройдет так гладко. Ноа, похоже, не заинтересован в том, чтобы играть в игры или слишком усложнять ситуацию.
— Ты действительно хочешь переспать? — спрашиваю я, просто чтобы убедиться, что между нами нет никаких недоразумений.
Он пожимает плечами. — Да. Почему бы и нет?
Почему бы и нет? Это не совсем страстное признание в любви или похоти. Разве так встречаются нормальные люди? Это полное и абсолютное отсутствие игры выбивает меня из колеи. Мне кажется, что это не просто игра, а игра на таком уровне, какого я еще никогда не испытывала.
Я хочу спросить, нравлюсь ли я ему, считает ли он меня красивой, нравится ли ему мой наряд, хочет ли он увидеть меня голой, но спрашивать об этом было бы слишком неловко. Я хочу спросить его, о чем он думает, что чувствует, но я даже не уверена, что он что-то чувствует или думает. А если я спрошу его, почему он хочет переспать, он может ответить отказом, а я не хочу, чтобы он знал, что он — мой билет к возвращению моего трастового фонда.
Самое главное — сохранять спокойствие.
То, что я никогда не делала ничего подобного с таким человеком, как он, не означает, что я должна позволить себе волноваться.
Кроме того, он выглядит довольно спокойным и собранным, а я отказываюсь быть менее спокойной и собранной, чем садовник, работающий на полставки, чтобы финансировать свадьбу своей мамы. Это было бы еще более неловко, чем странная одержимость Эвана Софи Саттон. Потому что Софи, по крайней мере, учится в Спиркресте, и она достаточно умна, чтобы поступить в лучший университет.
Этот парень — не Софи Саттон, а я — не Эван. Я буду контролировать ситуацию.
— Хорошо, — говорю я, накидывая на свой воздушный голос маскировку. — Что ты делаешь завтра?
— Я не могу завтра, — говорит он, махнув рукой. — Я работаю.
— А вечером? — спрашиваю я, приподнимая бровь.
— У меня тренировка.
Я хмурюсь. — Тренировка? Чем ты занимаешься?
— Боксом.
Я смотрю вниз на его руки, на ушибленные костяшки. Его телефонные обои, его большие руки, его сломанный нос и слабый синяк на щеке — все это теперь имеет смысл.
Боксер. Это так грубо.
Моему отцу это не понравится.
— Хорошо, — говорю я, хотя мне хочется задать ему сотню вопросов. — Когда же ты освободишься?