— И чем же ты занимаешься, Ной?
Ной пожимает плечами. — В данный момент я занимаюсь несколькими вещами. Немного садоводства и немного доставки. Иногда работаю на кухне.
Я смотрю на Ноя, и сердце замирает в моей груди, почти болезненное ощущение. Мне никогда не приходилось просить Ноя говорить правду о своей работе, потому что ему и в голову не пришло бы лгать о ней. Ему и в голову не придет стыдиться того, чем он зарабатывает на жизнь.
— Точно, — говорит Марша со сдержанным восторгом человека, узнавшего о смерти своего врага, но не желающего показаться бессердечным. — Как интересно!
С неискренней улыбкой я оправдываюсь, оттаскивая Ноя за руку. Нас тут же перехватывает еще одна пара, затем группа пожилых женщин, которые, вероятно, являются лучшими друзьями и врагами друг друга одновременно, затем несколько человек моего возраста, затем несколько деловых партнеров моего отца.
Почти через час нам удается вырваться и перевести дух в тихом уголке галереи, наполовину скрытом массивной колонной из розового мрамора. Мы смотрим друг на друга. Щеки Ноя надуваются, а затем он испускает измученный вздох.
— Черт меня побери, — говорит он. — Неужели так будет всю ночь? Полицейский допрос каждый раз, когда мы на кого-то натыкаемся?
Я прислоняюсь спиной к мраморной колонне. — Угу.
— Черт возьми. — Ной поглаживает пальцем воротник своей рубашки. — Мне кажется, или это место также вызывает у тебя чувство клаустрофобии? Я обливаюсь потом.
Я смеюсь и качаю головой. — Это не место вызывает у тебя клаустрофобию. Дело в людях.
— Ну да… — Ной проводит рукой по своим растрепанным темным волосам. — Мы здесь уже некоторое время, верно? Как скоро мы сможем уехать?
— О боже, как бы я хотела. У нас едва ли половина коктейльного часа.
Он поднимает брови. — А что будет после коктейльного часа?
— Будет ужин, несколько бесед, потом развлекательная программа — зная моего отца, это будет перспективная молодая певица в обтягивающем платье — и после этого будет вечеринка.
Ной кивает и делает глубокий вдох, надувая щеки воздухом, а затем медленно его выпускает. — Точно. Черт, думаю, я бы предпочел провести час на ринге, принимая удары Тайсона Фьюри.
— Пожалуйста, не говори этого вслух. Если мой отец услышит тебя, он может попытаться сделать так, чтобы это произошло.
Ной выглядит искренне пораженным. — Твой отец знает Тайсона Фьюри?
— Он всех знает. — Я качаю головой. — Наверное, потому что он сам Сатана.
— О. — Ной подходит ближе и проводит пальцем по моей щеке. — Ты не ладишь со своим отцом?
Я облизнула губы, внезапно занервничав. — Не совсем, нет.
— Ты хочешь… он будет здесь сегодня вечером?
— Да.
Он кивает, как будто я только что сказала что-то очень серьезное и важное. — Ну, смотри, не волнуйся, принцесса.
Он показывает на мой бокал. — Допивай свой бокал — я сделаю то же самое. Потом мы еще выпьем. Мы поприветствуем всех любопытных ублюдков, нагуляемся, избежим твоего отца, закончим ужин, и в тот момент, когда ты захочешь уйти, ты дашь мне сигнал, и я уведу тебя отсюда. Мы пойдем в бар, или на танцы, или вернемся в твой гостиничный номер — все, что тебя взбодрит. Хорошо?
Почему он такой добрый? Если бы он не был таким добрым — если бы он не был таким хорошим человеком — тогда я могла бы это сделать.
Но я не могу. Боль в груди говорит мне, что я не могу. Мое сердце кричит, что я должна сказать ему правду, спасти его, выбрать его.
— Это звучит потрясающе, — шепчу я. — Это звучит потрясающе, Ной, но… послушай. Я должна тебе кое-что сказать.
— Что именно? — Он хмурится, осторожно наклоняя мое лицо к себе. — Эй, ты в порядке?
— Да, я… послушай, я не была честна с тобой, и я хотела бы быть честной, но я не знала, как это сказать, поэтому я… — Я смотрю ему в глаза. В них нет беспокойства, даже страха — только озабоченность. Кажется, Ной ни на секунду не опасается, что я могу причинить ему боль, — похоже, его волнует только то, что со мной все в порядке. И это делает то, что я должна сказать, еще более трудным, но я должна сказать это сейчас, пока еще есть шанс, пока еще не поздно. — Я не знаю, как это сказать, и я не хочу, чтобы ты меня ненавидел, поэтому…
— Серафина, — мое имя в устах Ноя нежное и теплое, как солнечный свет. Он проводит большим пальцем по моим губам, на мгновение успокаивая меня. — Я никогда не смогу тебя ненавидеть. Ты можешь рассказать мне все.
Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в лоб, но внезапно отстраняется, схватив за плечо, отчего мы оба вздрагиваем.