– Ты удивишься, но он отправляет меня в Японию.
– Он даже ни разу не разрешил тебе пригласить меня, твою лучшую подругу, в гости!.. – Сэксони продолжала возмущаться, но, осознав мною сказанное, резко остановилась. – Подожди, что?
Она побледнела куда сильнее, чем обычно, а это, надо сказать, настоящее достижение для рыжеволосой девушки, цветом лица не сильно отличающейся от фарфоровой куклы.
– Не навсегда, – быстро добавила я. – Это только на это лето.
– Серьезно? И зачем?
Я изложила Сэксони все в точности так, как мне велел Даичи.
– На самом деле он хочет, чтобы я провела лето с японской частью моей семьи, ведь я с ними до сих пор не знакома. Они живут в маленькой деревушке в горах на востоке. Там, наверно, очень красиво.
Сэксони прищурилась и стала внимательно вглядываться мне в лицо.
– Что ты так на меня смотришь? – я легонько толкнула ее руку своим локтем, намекая подруге, что нужно идти.
– Я всего лишь пытаюсь понять, рада ли ты поездке, – она наконец сдвинулась с места, но шла, держа меня за руку и не сводя глаз с моего лица.
Мое сердце начало биться быстрее. Такое часто случалось, когда я находилась под пристальным вниманием, даже со стороны тех, кому могла доверять. Несмотря на жизнь в потоках вранья, чувствовать себя комфортно, когда кто-то пытается узнать побольше, у меня не получалось. Ирония заключалась в том, что я сгорала от желания рассказать свою историю подругам. Каким облегчением было бы поведать им обо всех пережитых страданиях и потерях, ведь из-за одиночества мне некому было излить душу.
– И? – спросила я, искоса глядя на Сэксони.
Она продолжала пристально смотреть на меня.
– Все хорошо? – поинтересовалась я. – Ты не моргаешь.
Она вздохнула.
– Я оставила попытки понять тебя где-то через неделю после нашего знакомства, – она перестала сильно сжимать мою руку. – Так ты рада? Ты вообще хочешь ехать?
Я пожала плечами, стараясь сохранять спокойствие. Мне мастерски удавалось скрывать эмоции и от подруг, и от своего похитителя. Одна из причин, по которой мне нравилось проводить время с Сэксони, заключалась в том, что она мало расспрашивала и много говорила сама. Она была экстравертом, за спиной которого я могла чувствовать себя в безопасности. Однако чем старше становилась Сэксони, тем лучше она задавала вопросы.
– Будь что будет, – ответила я.
Сэксони тяжело вздохнула.
– Как же я ненавижу, когда ты так говоришь! Ладно, пусть будет по-твоему, – она обошла скользкий участок дороги и снова попыталась упрятать щеки и нос в воротник. – Я уже говорила тебе, что Джек прошлой ночью обернул унитаз полиэтиленовой пленкой? Интересно, были ли у меня такие же проблемы с головой в пятнадцать лет?
Когда Сэксони рассказывала о своих, я будто погружалась в ее мир. У нее была нормальная, любящая семья. За ее жизнью я наблюдала с завистью. Джорджейна страдала от нехватки материнского внимания. Тарга, напротив, сама чувствовала ответственность за свою мать и присматривала за ней. В отличие от нас троих, у Сэксони все было хорошо. Меня занимал вопрос: не благополучие ли в семье является источником ее непоколебимой уверенности в себе? Бывали случаи, когда Сэксони оказывалась на вечеринке, где не знала абсолютно никого, а по прошествии часа становилась душой всей компании. Она моментально успевала подружиться с кем-то из девчонок, а большинство парней, как щенята, бегали за ней по пятам. В школе она многих бесила тем, что трещала без умолку и смеялась, привлекая к себе внимание. Мне ее популярность всегда играла на руку. Сэксони, Джорджи и Тарга были моими первыми близкими друзьями-людьми. Они стали единственной хорошей частью моего «плена». Я снова вспомнила слова Даичи.
Принеси мне этот вакидзаси, а взамен я дам тебе свободу.
Свобода.
Я выполняла прихоти старого японца, которому полагалось умереть лет сто назад и который никогда не открывал своих истинных мотивов, принимая то или иное решение. Он никогда не говорил, зачем привез меня сюда и чего от меня хочет. Я не имела ни малейшего представления, смогу ли однажды начать жизнь с чистого листа.
До того самого дня, когда он увидел на «Ютьюбе» свой меч.
Даичи никаким образом не мог быть доволен нашей нынешней жизнью. И, по правде говоря, я не помню, чтобы он радовался хоть чему-нибудь. Почему кто-то столь несчастный, как Даичи, вообще хотел быть бессмертным? Это было выше моего понимания. Пустая трата времени вызывала у меня отвращение. От мыслей о старике у меня скрутило живот, и появилось желание закричать.