Мне было крайне некомфортно сидеть там. Меня не покидало ощущение, что женщина может меня выронить. Уж больно слабой она казалась. Чертовски слабой.
Мы остановились возле кабинета номер семь.
Никаких пояснений о том, какой там врач или что-нибудь подобное.
Здесь была какая-то неописуемая аура. Мне не нравилось в этом месте. Почему? Да сам не знаю.
— Приехали, — пробормотал Борис. — Готова, мам?
Она ничего не ответила.
Боря постучал в дверь, и из-за неё донеслось нечто среднее между хрюканьем и скрипом двери:
— Войдите!
Тиран скривился, видимо, очень не хотел услышать что-то плохое в результате обследования, но дверь открыл.
В кабинете пахло старостью, лекарствами и… котами?
За столом сидел врач. Толстый, лысый, с красным лицом и тройным подбородком, он больше напоминал карикатуру на доктора, чем настоящего медика. На носу у него красовались очки в роговой оправе, сползающие на самый кончик носа. Он окинул нас сонным взглядом и пробурчал:
— Ну чего встали, проходите. Кто тут у нас на прием?
Боря закатил глаза и подтолкнул коляску вперед.
Врач мимолетно оглядел мать Бори, потом меня, сидящего у нее на руках, и его лицо расплылось в улыбке, открывая вид на пожелтевшие зубы.
— Ого! А у нас тут пополнение! Чей, твой? — он покосился на Борю. — Когда успел? Тебе ведь всего шестнадцать.
«Да ты чё, презренный раб медицины, — меня пучило от возмущения. — Мы даже не похожи!»
Боря лишь процедил сквозь зубы:
— Подкидыш. И это… не ваше дело.
Врач хмыкнул, но спорить не стал. Он достал из-под груды бумаг какую-то потрепанную папку и, надев очки поудобнее, начал ее изучать.
Время от времени он бросал на мать Бори беглые взгляды, что-то бормоча себе под нос. Я же продолжал сверлить его взглядом, чувствуя нарастающее раздражение. Этот тип мне не нравился.
Наконец, врач оторвался от бумаг и посмотрел на Борю:
— Так, значит, ухудшение. Понятно. Что ж, посмотрим, что можно сделать. А это что за чудо у нас? — он снова посмотрел на меня, и его улыбка стала еще более неприятной. — Давно с вами? Кто подкинул? Мать-одиночка?
«Эй, дядька медик, тебя это вообще беспокоить не должно! Тебе тут на осмотр принесли больную женщину, чего тебе от меня надо?»
Мужик, тем временем, сверлил меня взглядом, словно конфету какую-то увидел. Странный тип. Очень странный.
Боря, явно теряя терпение, ответил:
— Недавно. И давайте уже к делу, у нас нет времени.
Врач пожал плечами и, кряхтя, поднялся со своего кресла. Он подошел к матери Бори и начал ее осматривать. Щупал руки, смотрел в глаза, задавал какие-то вопросы, на которые она не отвечала. Затем…
Он взял корзинку!
АТПУТИ! ТЫ МНЕ НЕ НРАВИШЬСЯ!
Потыкал в мою щеку своими толстыми, влажными пальцами.
— Интересный экземпляр, — пробормотал он. — Очень интересный. Ну ладно, посмотрим, что к чему.
Я сжал кулачки, насколько это было возможно в моем младенческом состоянии. Этот тип вызывал у меня стойкое отвращение.
Его прикосновения были липкими и неприятными, а взгляд — оценивающим, словно я был экспонатом в кунсткамере. Боря, кажется, тоже не был в восторге от происходящего.
— Ребенка на базу. Сам — занимайся мамой.
Врач, наконец, отступил и снова уселся за свой стол. Он что-то быстро записывал в папку, изредка поглядывая на меня. Потом он поднял голову и произнес:
— Что ж, с вашей матерью все более-менее понятно. Год, а может, и два от силы.
Боря побледнел. Не ожидая такого вердикта, он молча смотрел на врача, пытаясь переварить услышанное. Мать же, казалось, и вовсе не обратила внимания на его слова. Она продолжала смотреть в одну точку, словно ничего не слышала.
— Что вы можете предложить? — наконец выдавил из себя Боря. — Есть какие-нибудь варианты?
Врач пожал плечами.
— Поддерживающая терапия. Обезболивающие. Ну и… моральная поддержка, конечно. Чудес не бывает.
Боря сжал кулаки. Я чувствовал его злость, его отчаяние. Ему было всего шестнадцать, а на его плечи свалилась такая тяжесть.
Возможно, кое-что у нас всё же было схожее…
— Ладно, — буркнул Боря. — Что-нибудь выпишите?
— После осмотра, — пожав плечами, ответил врач. — Пройдёмте в общую палату. Придётся подождать.
И он не соврал. Когда мы прибыли в более унылое место, на шестнадцать коек, где были такие же люди, как и мама Бориса, мне стало максимально некомфортно.
У каждого был такой же пустой взгляд, как и у нее. И тут я понял, что это обозначает: взгляд умирающего человека.
Блин, Боря, зачем ты меня сюда притащил? Тут мрачно. Мне тут не нравится.