В какой-то момент чары разрушаются. Сибилла не знает, что случилось, но дымка рассеивается, солнце режет глаза, жрецы, строители и незаконченный курган исчезают. Они с Захариасом снова оказываются внутри каменного восьмиугольника. По полю вокруг бегают гольфмобили. Трое детей с родителями стоят в нескольких шагах и смотрят на них, не отрываясь. Мальчик лет десяти указывает пальцем на Сибиллу и спрашивает пронзительным голосом, разносящимся по всему Огайо:
— Пап, у этих людей что-то случилось? Они такие странные!
— Тише, Томми! — негодует мама. — Разве тебя не учили вести себя прилично?
Папа отвешивает сыну оплеуху и удаляется, таща Томми за руку. Семейство уходит на другой конец парка.
Сибиллу бьет крупная дрожь. Она отворачивается, закрыв глаза руками.
— Все хорошо, — говорит Захариас нежно, обнимая ее. — Откуда мальчику знать? Все хорошо.
— Уведи меня отсюда!
— Я еще хочу показать…
— В другой раз. Пожалуйста. Поехали в мотель. Не хочу ничего больше видеть, не хочу, чтобы кто-то смотрел на меня.
В мотеле Сибилла целый час лежит лицом вниз на кровати, судорожно всхлипывая без слез. Несколько раз она объявляет, что не готова к этой поездке и хочет обратно в «ледяной город». Ничего не говоря, Захариас гладит Сибиллу по напряженной спине, и ее отчаяние постепенно уходит. Их взгляды встречаются; Захариас протягивает руки, и они занимаются любовью, по обычаю мертвых.
3
Новизна есть обновление: ad hoc enirn venit, ut renovemur in illox[1] ; как в первый день, так и сегодня; herrlich wie am ersten Tag[2]. Реформация или ренессанс; возрождение. Жизнь подобна Фениксу, который всегда возрождается из собственного праха. Истинная природа жизни — возрождение. Всякая жизнь есть жизнь после смерти, вторая жизнь. Totus hie ordo revolubilis testatio est resurrections mortuommd[3].
— До сезона дождей осталось совсем немного, господин и госпожа, — сказал водитель такси.
Машина быстро ехала по узкому шоссе в сторону столицы, города Занзибара. Водитель добродушно болтал, нисколько не опасаясь пассажиров. Должно быть, не понимает, кто мы такие, решила Сибилла.
— Начнется через неделю или две, — продолжал таксист. — Это долгий сезон. Есть еще короткий, в конце ноября и декабре.
— Знаю, — кивнула Сибилла.
— Вы уже бывали в Занзибаре?
— В каком-то смысле.
В каком-то смысле Сибилла бывала в Занзибаре много раз. Сегодня, когда зревший годами образ Занзибара соединялся с реальностью, Сибилла не трепетала и не беспокоилась. Сибилла больше не беспокоилась ни о чем. В прошлой жизни задержка в аэропорту привела бы ее в бешенство: как же, десять минут полета и вдвое дольше торчать на бетонке! Теперь она просидела все это время почти неподвижно, рассеянно слушая Захариаса; отвечала редко, будто посылала радиограммы с другой планеты.
И вот Занзибар, знакомый и уютный. В былое время Сибилла не уставала поражаться, когда что-то знакомое по уроку географии, фильму или рекламному плакату — Гранд-Каньон, небоскребы Манхэттена, Таос-Пуэбло — выглядело в точности как ей представлялось. Сегодня Занзибар разворачивался перед ее равнодушными глазами, как перед объективом кинокамеры, предсказуемый и неудивительный.
В теплом, душноватом воздухе сгущался и запускал осторожные щупальца в окно такси клубок экзотических ароматов. Не только неизбежная гвоздика, но и более деликатные запахи: по всей вероятности, гибискус, франжипани, джакаранда и бугенвиллея. Сезон дождей мог начаться в любую минуту.
По обеим сторонам дороги тянулись плотные стены зеленых пальм, среди которых попадались лачуги под жестяными крышами; за пальмами темнели непроницаемые таинственные заросли. Как обычно в тропиках, дорогу считали своей собственностью куры, козы, голые детишки и сморщенные беззубые старухи. Они стояли, бродили и бегали, не беспокоясь о том, что какое-то такси покушается на их преимущественные права.
Оставив позади невысокие холмы, машина приближалась к мысу, на котором стоит город Занзибар. Казалось, что температура растет с каждой минутой: влажная духота сжимала остров в кулаке.
— Вот и море, — сказал водитель. Его хрипловатый покровительственный голос резал слух.
За ослепительно белым песком блестел, как стекло, голубой океан. Ловя косыми парусами легкий бриз, из гавани выходили арабские доу[4].
— Посмотрите в ту сторону…
1
Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы обновиться
3
Весь этот порядок круговращения свидетельствует о воскресении мертвых