Потом они услышали чьи-то быстрые шаги. Было как-то странно думать, что владелица этого старинного особняка сама бегала отвечать на звонки, потому что после восьми часов вечера в доме не оставалось прислуги.
И правда: двери им отворила леди Фолей.
— Добрый вечер, миледи, — произнес Хупер. — Извините, что приходится вас беспокоить в столь поздний час, но мне бы хотелось поговорить с вами и мистером Лайонелом.
Леди Фолей перевела глаза с него на Роджера, как будто понимала, что в действительности всем распоряжается Роджер. Он почему-то ожидал услышать с ее стороны протесты, но она отодвинулась в сторону и сказала:
— Полагаю, это необходимо. В противном случае вы бы не пришли.
— Вы правы, это очень важно, — наклонил голову Хупер. — Благодарю вас, леди Фолей.
Он снял шляпу и первым вошел в холл.
Следом за ним и Роджер.
Шествие замыкал Перси Снелл.
— Мой сын разговаривает с братом и с мисс Рассел, — пояснила леди Фолей. — Как вы, очевидно, знаете, он передвигается с большим трудом. Поэтому я не могу просить его выйти сюда.
— В этом нет никакой необходимости, мы сами пройдем к нему, — сказал Хупер и смущенно поглядел на Роджера, как будто просил извинения за то, что ущемил его права, взяв на себя обязанности суперинтенданта из Ярда.
— Вы не против, чтобы при этом разговоре присутствовала мисс Рассел?
— Если это дело семейное… — начала было леди Фолей, но заметив, как напряженно смотрит на нее Роджер, смолкла. В его намерения входило поразить ее, чтобы она утратила уверенность, даже растерялась. В действительности, думал он, она не может быть такой хладнокровной и уравновешенной, как старается всем показать, нервы у нее напряжены до предела и скоро могут не выдержать.
Голос у нее сделался резким:
— В чем дело, суперинтендант?
— Я спрашивал вас сегодня утром, нет ли у вашего сына финансовых затруднений. Почему вы мне не сказали, что он очень сильно задолжал фирме букмекеров, которая теперь настойчиво требует уплаты денег?
Она сказала:
— Очевидно, вам удалось все это выяснить и без моей помощи.
— Не является ли это второй причиной вашей враждебности к его лошади по кличке Шустринг?
— Это относится к делу?
— Самым непосредственным образом.
— Да, это было причиной, — ответила леди Фолей.
Роджеру показалось, что она слегка покачнулась. Наверняка ей хотелось опереться о стену для поддержки, но сделать это не позволяла гордость.
— Он себя разорял. А эта лошадь только бы усугубила остроту положения… Сколько он должен? — устало спросила она. — Возможно ли рассчитаться с этим долгом и…
— Леди Фолей, почему вы сегодня днем подожгли свою машину?
Она не ответила, но краска на глазах сбегала с ее лица, а на щеках внезапно выступили два красных пятна. Только и всего. Глаза у нее выглядели необычайно блестящими, как если бы у нее снова начался приступ мигрени.
Роджер повторил вопрос уже более резким голосом:
— Так почему же? Что вы так жаждали уничтожить?
Она закрыла глаза.
Хупер удивленно смотрел на Роджера, Перси ухмылялся с довольным видом. Он и раньше видел, как суперинтендант «загоняет в угол» непокладистых свидетелей.
— Леди Фолей, если вы не ответите сейчас на все вопросы, мы будем вынуждены отвезти вас в Арнткотт и учинить вам там допрос по всей строгости закона.
Она открыла глаза, на этот раз они смотрели с мукой и болью на Роджера.
— Я заметила кровавые пятна на обивке машины, — ответила она чуть слышно, — и хотела их уничтожить. Я прекрасно понимала, что если вы их обнаружите, то будете знать наверняка, что Сида Картрайта убили в нашем «Остине».
— Вам известно, что свидетели показали — вы находились этим утром в машине, не так ли?
— Да.
— Это правда?
— Нет, я не пользовалась машиной.
— А кто же тогда?
Она не ответила.
Роджер вкрадчиво заговорил:
— Неужели вы считаете, что такое промедление может принести какую-то пользу? В машине имелось пятно свежей крови, некоторые свидетели видели, как кто-то ехал в «Остине», кто-то, следы пальцев которого вы тоже хотели уничтожить. Возможно, были еще и другие улики. Так кто же вел эту машину после того, как был убит мальчик-конюх? И кто ее вел, пока его убивали?
Она вздрогнула, услышав последнюю фразу, может быть впервые оценив трагизм содеянного.
— Кто это был? — рявкнул Роджер.
Она ответила со вздохом:
— Полковник Мэдден. Мой брат.
И на минуту снова закрыла глаза, после чего как будто взяла себя в руки.
Всю свою жизнь она была всего лишь маленькой женщиной, но она умела держаться с необычайной грацией и достоинством, горделиво держа голову, так что казалась и выше ростом, и представительнее.
— Я сказала вам это только потому, что в скором времени вы все равно бы сами все узнали. Это очевидно…
Роджер молча смотрел на нее, и она продолжала:
— Мой сын пытался уничтожить машину и вместе с ней все вещественные доказательства, но вы ему помешали. Он мне сказал, каковы его намерения, и тогда я — я закончила работу за него. Если это преступление, значит, я совершила его.
Хупер больше не мог сдерживаться:
— Ну, теперь Мэдден не сумеет отвертеться! — воскликнул он. — Давайте пойдем и поговорим с ним!
В большой нарядной комнате, единственном помещении, сохранившем атмосферу старого Фолей-Холла, каким он был лет двадцать назад, полковник Мэдден стоял спиной к камину. Огонь наполовину был заслонен его массивной фигурой. Двумя руками он держал стакан с бренди. Глаза у него были испещрены прожилками, лицо было красным и обветренным, а синевато-бордовый нос выдавал алкоголика.
Набычившись, он посмотрел на Роджера и его спутников.
Лайонел Фолей сидел на кушетке, одна нога у него была высоко поднята, колено, с наложенной на него повязкой, некрасиво выделялось под тканью брюк.
Кэтлин Рассел пристроилась на пуфике, так легко и «случайно», как случайным и мимолетным было ее пребывание в доме сестры. Свет камина отражался на ее золотистых волосах, превращая ее в удивительную несравненную красавицу. Он отражался так же и в ее глазах. Внешне она выглядела необычайно спокойной.
Фолей насмешливо заявил:
— Ни ночью, ни днем мы покоя не знаем. Скажите мне, вы, фараоны, когда-либо спите?
— На работе — никогда, — деловито ответил Роджер, не замечая ни его тона, ни «фараонов». — Полковник Мэдден, не будете ли вы столь любезны ответить на несколько моих вопросов?
— Зависит от самих вопросов, — прокаркал полковник.
— Все они касаются расследуемых нами убийств, — ответил Роджер с нарочитой формальностью. — В котором часу вы прибыли сегодня в этот дом?
Мэдден никак не ожидал такого вопроса.
— Час назад, полагаю.
— Где вы находились до этого?
— В своем коттедже. А где еще, как вы думаете, я мог быть?
— Были ли вы там один?
— Всегда бываю один, за исключением утренних часов, когда приходит убираться поденщица. В чем, собственно, дело?
Мэдден сделал вид, что намерен взорваться, но сдержался.
— Видели ли вы конюха Фредерика Три, которого здесь все называют Дубом, сегодня вечером?
— Да, видел, в «Арнткотт-Армзе». Я зашел туда обсудить кое-какие дела с одним своим знакомым.
У полковника всегда было готово алиби на любое время дня: «он был в кабаке». Интересно, предусмотрено ли таковое время на то, когда убили Фреда Три и бармена?
— В чем все-таки дело, Вест?
— Когда вы последний раз видели Фреда Три?
— Должно быть, было часов восемь, как я полагаю. Возможно, раньше, я не вполне уверен. Он пошел домой. А что?
— Есть ли у кого-нибудь ключи от вашего коттеджа, полковник?
— Что за вопрос? Один есть у тебя, так, Марта? У поденщицы тоже. Десятки ключей, разве кто интересуется, у кого они есть?
Роджер чуть повысил голос:
— Были ли вы каким-нибудь образом связаны с Фредериком Три?
Мэдден огрызнулся: