Огонек сигареты плясал в его пальцах. “Курить — здоровью вредить”, подумал я, но сказал другое:
— Неужели вы полагаете, будто то, что происходит на поле боя — красивее? Только потому, что вы не видите этого вблизи?
— Поехали, господа! — крикнул нам Даррел сверху. — Бой закончен, устали кони.
Я взял омежку за руку и потащил к своему танку. Не оставлять же его здесь.
========== Глава 3 ==========
— Не надо, — прошептал Ноэль, трясясь от страха и холода. Теперь его жизнь состояла только из них: холод и страх, и еще боль, конечно.
Офицер-альфа тащил его за собой, крепко схватив за руку. Неужели изнасилует, а потом задавит танком, как этих? Или отдаст солдатам, и те будут мучить его, пока не растерзают. Босые ноги скользили по грязному снегу, Ноэль задыхался и не мог даже взглянуть на альфу, и тот вдруг остановился и тряхнул его: “Прекрати истерику”. Ноэль сразу перестал рыдать, потому что это так страшно, рассердить злющего альфу в черной форме. Если хорошо себя вести, может, этот альфа не станет отдавать его другим, будет только сам… пользоваться.
Альфа подтащил его к танку:
— Залезай.
— Пожалуйста, — опять попросил Ноэль, он все еще пытался разжалобить врагов, трус и жалкая шлюшка, все еще надеялся на что-то.
Его втащили наверх, в кабину, и там он забился в угол, завернувшись в куртку. И рассматривал украдкой альфу, черноволосого и слишком бледного для южанина, со страшными глазами. Именно так Ноэль представлял себе злодеев в книгах.
Они прибыли в какой-то поселок, обезображенный войной, как и все здесь, пустые дома и искореженные улицы, проклятые альбертинцы, это все их вина. Не зря Ноэля пугали в детстве: “Не будешь слушаться, украдут тебя южане и посадят на цепь”. Животные, вот как про них говорил омега-отец, хорошо, что он не видит Ноэля сейчас, а то умер бы от стыда.
Его завели в один из уцелевших домов. Там были и другие военные-альфы, и Ноэль покрепче вцепился в “своего”. Тот, похоже, был здесь главным, а еще не стал его сразу насиловать и не отдал никому, может и потом пожалеет.
Альфа усадил его на стул и сунул в руки кусок мягкого хлеба с ветчиной.
— Спасибо, хозяин, — поблагодарил Ноэль по обычаю южан, все, как учил одноглазый ублюдок: “К альфе надо обращаться “хозяин”. А пока тебя не продали, твой хозяин — я”.
Вокруг заржали.
— Как ты меня назвал? — альфа вздернул его за подбородок и смотрел своими страшными черными глазами. Раньше Ноэль не понимал, как можно не выдержать чей-то взгляд, а сейчас зажмурился, вздрогнув всем телом. Альфа сразу отпустил его.
— Простите, — Ноэль аккуратно отложил хлеб, вдруг разрешат потом доесть, и встал на колени, потянув с себя куртку.
— Блядь, — сказал кто-то, все опять засмеялись. Вот бы перестрелять их спящими.
Ноэля усадили на стул и сказали все доесть, а потом отвели в ванную.
— Мойся, — приказал ему альфа и вышел.
Прямо в ванне стояло ведро с горячей водой. Ноэль принялся мылить мочалку, торопясь, чтобы вода не остыла. И долго тер себя, как будто так можно было стереть всю грязь. А потом завернулся в полотенце и присел на коврик, прислонившись к стене, и сам не заметил, как заснул.
Проснулся Ноэль в темноте и в тепле, сзади к нему прижимался кто-то горячий и сильный. Тот самый альфа, что застрелил одноглазого и забрал себе Ноэля. Он дернулся и заметил, что одет в широкую майку.
— Тихо, — его притиснули сильнее. От альфы пахло выпитой вчера водкой, и Ноэль подумал, что на этот раз не отделается пальцем в заднице.
— Пожалуйста…
— Я тебе ничего не сделаю. Ты замерз на полу, да и ребятам надо было помыться, — альфа погладил его по животу сквозь майку.
— Спасибо, господин лейтенант, — он вспомнил, так альфу называли солдаты.
— Так-то лучше, — усмехнулся тот. — Тебя как зовут?
— Ноэль Фоше.
Рука на его животе остановилась, а потом опять медленно двинулась вокруг пупка:
— Ноэль? Это как Санта Клаус что ли?
— Это как Рождество. Меня омега-папа так назвал, потому что я на Рождество родился.
— Ангелочек, — хмыкнул альфа и провел по его ребрам, а потом сказал: — Скай.
Ноэль не сразу понял, что это имя такое странное. Альбертинское.
Сейчас ему было тепло и уютно, даже сонный альфа казался не таким уж страшным.
Ноэль не противился прикосновениям, просто ждал, что будет дальше. Как поблядушка, которая хочет выкупить свою жизнь задницей.
— Хватит возиться, — Скай обхватил рукой оба его запястья, и Ноэль покорно замер. Он вспомнил своих друзей, Эдуарда и Реми, и как те любили друг друга. Теперь они мертвы, а Ноэль лежит в постели с альбертинским офицером и ждет, пока его выебут. Жалкая шлюха.
— Не делайте мне больно, пожалуйста, господин лейтенант, — он заплакал, стараясь не всхлипывать, и только тогда заметил, что Скай дрыхнет, а небо за окном стало серым.
***
Когда мне было шесть лет, я снял с рождественской елки ангела и забрал себе. Он был очень красивый, в серебристой рубашонке, расшитой золотыми звездами, с белоснежными крыльями и золотыми волосами. В тот год меня как раз переселили с омежьей половины дома на альфью, и я больше не мог забираться в постель к своему омега-папе. И я заменил его ангелом, так на него похожим. С годами ангел истрепался, черты лица его стерлись, серебряные и золотые блестки осыпались, а рубашонка и крылья больше не были такими белыми. Но я все равно носил его с собой, как некоторые носят заячьи лапки или иконки, считая, что они приносят им удачу. Я тоже в это верил.
Но в первой же моей военной кампании ангел исчез. А Альбертина тогда проиграла. Глупо связывать эти события, конечно же, к тому же лично мое везение никогда мне не изменяло. И для себя я решил, что ангел улетел и приносит мне удачу уже с небес.
Но маленький северный найденыш, отмытый и в белой футболке, был так похож на моего ангела, когда тот был еще новенький и блестящий, что невозможно было не поверить, что он вернулся ко мне. Такой же чистый и невинный. Так не похожий на других омег, виляющих задницами чуть не с пеленок.
Я гладил его золотые в свете солнца волосы и смотрел, как подрагивают его ресницы — такие длинные, что казалось, они отбрасывали тени. Мой ангел проснулся, но глаз не открывал. Он лежал, почти не дыша и не смея пошевелиться. Боялся меня, словно успел забыть за время своего отсутствия. Я на мгновение закрыл глаза, напоминая себе, что это совсем не мой оживший чудесным образом талисман. Это живой северный омежка, никогда меня не знавший, и его зовут Ноэль, как Рождество.
— Вставай, Ноэль, — я встряхнул его за плечо и поднялся, наблюдая, как он поспешно вскакивает и одергивает футболку.
Его задница, спина и бедра были все в синяках и следах ремня, я это еще вчера рассмотрел. И пожалел, что подарил одному из тех омегаторговцев легкую и даже благородную казнь через расстрел. Лучше бы его тоже раздавили танком.
После завтрака Ноэля нарядили в форму танкиста, ребята пожертвовали кто чем мог из своих запасных комплектов. Все было ему большим, штаны держались только на ремне, тонкая шея торчала из широкого ворота, а моя куртка свисала ниже попы. Ребята смеялись, глядя на него, и хлопали по хрупким плечам, называя настоящим танкистом. Ноэль вздрагивал и искал меня глазами, словно умоляя о защите.
— Помоги дежурным с посудой, — сказал я ему, и Ноэль обрадованно закивал.
Наш полк должен был расположиться в небольшом городке на самой границе. Альбертина снимала оккупацию, но оставляла войска стоять в немой угрозе, позволяя политикам договариваться о своем. И, пока мы шли на новую дислокацию, Ноэль успел прижиться в моем взводе. Он тихо сидел в танке во время переходов, хлопотал по хозяйству на стоянках, и с невозможной кротостью приходил ко мне по ночам. Маленький и теплый, он ждал меня в палатке или очередной заброшенной квартире, и каждый раз я укладывал его рядом с собой, обнимал и гладил перед тем, как провалиться в сон.