Выбрать главу

Злобно ревя и воя, Змей-Горыныч захлопал крыльями, взлетел над землей и скрылся в ночи, появившись невесть откуда и умчавшись невесть куда…

А лес все горел. Высокое пламя освещало дальние стены города.

Наконец появился Святик.

— Я тебя обыскался! — возмутился Тимофей. — Чего это я должен за тобой бегать?! Ты где был, артист?

— На работе, — ответил Святик. — Плохо, что ли, я поработал?! Ничего себе вышла роль, хоть и отрицательная!..

— Змей-Горыныч?!.. Оборжаться!..

— Получилось?

— Еще как получилось!

— Устал… — пожаловался Святик. — Поехали домой!

— Природу жалко… — возразил Тимофей.

Щенок согласно махнул хвостом и — перевоплотился в пожарную помпу с насосом. Разбив тонкий покров льда, он качал воду из речки.

Лишь трещали догорающие головешки на черном снегу.

Тимка с удовольствием оказался бы сейчас дома. Но Рычаг Возвращения, заранее настроенный Филиппычем, был нацелен на другой век. В нем царствовал Иван Васильевич Грозный.

6

За двести лет город Зуев вырос вдоль и вширь настолько, что на сей раз Телега Времени оказалась стоящей в черте города.

— Есть хочется, — сказал Тимка.

— Да, чего-нибудь пожевать не помешало бы, — проглотил слюну Святик. Они огляделись.

— Неужели столовая?! — обрадовался Тимка, завидев невдалеке добротную избу, из трубы которой валил густой жирный дым.

— Это не столовая… — разочарованно сказал Святик, прочтя вывеску над крыльцом. — Какой-то «Кабак»…

Тимка спрыгнул с Телеги:

— Кабак тоже сгодится!.. Вот только… — он заколебался, — чем платить будем?..

— Заплатишь мной, — предложил Святик, намереваясь тут же перевоплотиться в старинную копейку.

Перед избой собрались хохочущие горожане. Посреди толпы Тимка и Святик увидели ширму в красный горошек, надетую прямо на скомороха-кукольника, как барабан. Шло представление с Петрушкой.

— Царь Иван Грозный государь сурьезный.

— пел Петрушка своим пронзительно-скрипучим голоском.

Свой народ любит топором голубит. Нет нигде дорог грязней. Нет нигде царя грозней!

После каждой частушки горожане награждали куклу и скомороха громким смехом и поощрительными возгласами.

— Для народу хороши: кистени и бердыши, самострел и скорый суд, кандалы и цепи с пуд, да ружья-пищали, чтоб от страха все пищали!..

— А-ну, пшел отсюда! — выскочил на крыльцо кабатчик. — Опричников накличешь! Беды не оберешься!.. Ступай в другое место зубы скалить!..

Толпа дружно на него зашикала, а Петрушка продолжал костерить царя:

— Это только, братцы, встарь был с народом государь. Нонче царь пошел не тот: сам — в парче, в дерьме — народ!..

Тимка только достал фотоаппарат и успел сделать один фотоснимок, как внезапно раздались чьи-то бравые выкрики:

— Гойда, гойда!

Горожане тут же бросились врассыпную.

Кабатчик вбежал в избу, крепко захлопнул за собой дверь.

Тимка и Святик схоронились за забором.

Из-за угла выскочили три всадника. Это были опричники — личные воины Грозного царя, которые творили по всей Руси — чего хотели. К их седлам были привязаны собачьи головы.

— Какой кошмар!.. — Святика аж передернуло.

Всадники окружили кукольника. Один из них, самый рослый, нагнулся, поднял его за шиворот и, вытащив из ширмы, бросил перед собой поперек лошади.

— Гойда, гойда! — закричали они, и копыта вновь застучали по мерзлым сосновым бревнам.

Поднялся ветер. Он закружил в воздухе снег, завьюжил следы подков, замел ширму посреди пустой улицы…

Святик приподнял одно ухо:

— Там кто-то плачет…

Они с Тимкой подбежали к брошеной ширме.

Под ней, весь запорошенный снегом, сидел Петрушка и, покачиваясь из стороны в сторону, жалобно выл:

— Был я вредный, теперича — бедный, разбит, простужен, никому не нужен!.. Без Петрухи-скомороха ох, как тяжко! Ой, как плохо!..

— Не плачь, — сказал ему Тимка.

Петрушка поднял голову.

— Я не плачу… Я страдаю. — Он громко шмыгнул своим красным носом, который стал ещё краснее от слез.

— Не страдай, — попросил Святик. — Мы поможем.

Петрушка хотел громко расхохотаться, но лишь печально улыбнулся:

— Зарубило злодейство скоморошье действо! А ведь как жили! Песни пели, стишки творили, царя ругали, вот и — пропали!..