— Ничего не пропали! — стал утешать его Тимка. — Знаешь, где твой кукольник?
— Знаю, — ответил Петрушка. — В острог его повезли, куда ж еще?!.. Мы с Петрухой там уже были. За бродяженье. «В другой раз попадетесь, — грозили нам, — язык вырвем.» А какой кукольник без языка?..
— Далеко до острога?
— Весь путь — в одну шутку, — грустно пошутил Петрушка.
— Ну, так полезай ко мне! — и Тимка помог ему забраться в карман своей куртки.
— Ширму не забудь, — напомнил Святик и побежал по следам опричников.
Острог стоял в центре Зуева. У ворот мерз мордатый часовой с бердышом в руке и кнутом за поясом. Он постукивал сапогом о сапог, будто пританцовывал.
Завидев парнишку с собакой, глазеющего на острог, опричник надул толстые щеки ещё больше, распушил усы и, выставив оружие, спросил:
— Чего надобно?
— Хотим душу вам повеселить, — миролюбиво сказал Тимка. — Небось, стоять весь день вот так тошно?..
— Ох, и тошно!.. А чем веселить будете?
— Действом потешным.
— Это я люблю… — заулыбался часовой и приготовился смотреть.
Тимка надел ширму, а Святик юркнул под её полог.
И тут над ширмой появился Петрушка:
— Гы-гы-гы-ыы!.. — загоготал довольный часовой.
А Петрушка запел:
Улыбка сползла с лица часового. Он стал внимательнее прислушиваться к словам.
— Но-но-но! — строго сказал часовой. Он подошел к ширме и заглянул в нее. Его лицо вмиг побелело и вытянулось от изумленья: — А это ещё кто?!.. Ты как же, висельник, из острога-то удрал?!..
Он выволок из-за ширмы кукольника Петруху и застучал бердышом по воротам. В них раскрылось зарешеченное окошко, а в нем появилась голова бородатого десятника.
— Чего там?! — недовольно спросил тот.
— Ку-ку… Ку-ку… Ку-ку… — затянул часовой.
— Надрался? — неодобрительно спросил десятник.
— Нет, ваша милость!.. — завертел головой часовой. — Тут… ку-ку-кукольник… Тот, самый, что сидит в остроге… Он действо потешное показывает!..
Десятник нахмурил брови:
— Как есть, надрался в стельку! Ты хоть соображаешь, что мелешь?..
— Так точно, соображаю!
— Да как же он может одновременно сидеть в остроге и действо показывать?!..
— Скоморохи все могут! — испуганно закивал часовой. — Для них сфокусничать — главное дело!
— А-ну, покажь!..
Окошко захлопнулось.
Ворота приоткрылись, и десятник вышел к часовому.
— Ну, и где он?
— Так вот же!.. — удивленно ответил часовой.
И тут вдруг увидел, что держит в руках уже не человека, а щенка.
— Господи!.. — забормотал мордатый опричник, выпуская Святика. — Чур, меня! Ведь я только что скомороха споймал!..
— Дурак ты, Федя! Поди отоспись! Впрямь царева врага отпустишь — не обессудь тогда! На дыбе вздерну! До смерти забью!..
— Не пил я! — чуть не плакал часовой. — Хотел согреться, да ни капли не взял!.. Всему виной — скоморох проклятый, дьявол потешный! Нешто я псину от кукольника не отличу?!.. И где этот парень? Это все его штучки! С ним был этот пес!
Тимофей, тем временем, свернул ширму и запрятал в ней Петрушку.
Часовой двинулся-было в его сторону и — замер с раскрытым ртом: на него надвигался огромный медведь, которого придерживал богатырского вида парень.
— Лесной архимандрит!.. — в ужасе прошептал десятник, пятясь к воротам.
Туда же отступил и часовой. Столкнувшись в узком проходе чуть приоткрытых ворот, и не уступая один другому, они застряли, тесно прижавшись спинами и брыкая друг друга.
А «медведь» неотвратимо приближался. Тимка отпустил повод. За воротами в испуге заржали кони, почуяв присутствие косолапого.