— И что губернатор? — не терпелось узнать Тимке.
— Вы же сами видели! Начались гонения. Мою мастерскую разгромили, но, — слава Богу, — я был заранее предупрежден и успел вывезти мою Карету. Я спрятал её в одному мне известном месте. Но — Тсс!.. Час пришел! Медлить более нельзя! Сегодня мы отправимся в ней на Луну!..
— Кто это мы?
— Я приглашаю и вас в это путешествие!
— Ну-тк, зачем же я буду занимать чье-то место? — Тимка не знал, как бы поучтивее отказаться. — Карета ведь не резиновая.
— В ней хватит места для всех благородных людей, Тимофей!.. И мы умчимся навсегда от невежества и несправедливости.
Тимофей, естественно, поинтересовался:
— Но почему именно на Луну?!
Учитель снисходительно улыбнулся:
— Потому что Луна, молодой человек, — самая спокойная из всех планет!.. Во-первых, она — постоянна в своем изображении. Тысячи лет мы видим лишь один её лик. Во-вторых, на ней никогда не бывает извержений вулканов или землетрясений. А все эти кратеры, — не что иное, как города! Он рассмеялся радостным смехом: — Я наблюдал в подзорную трубу и понял их устройство!.. Демократия, юноша! Настоящая власть демоса, то есть народа!.. Ах, какие же счастливые граждане, эти луняне!.. И с какой радостью они примут нас в свое общество!..
Тимка не стал с ним спорить. Говорить с Афанасием Егоровичем о Луне с точки зрения современного человека было совершенно бесполезно.
Но тот, хитро сощурившись, вдруг спросил шепотом:
— Хотите взглянуть на Карету?..
Тимка снова не знал, как отказаться. Изобретатель начал тихо уговаривать:
— Это совсем рядом-с, в парке… Пойдемте, сударь… Я вижу, вы понимаете меня! — Он уважительно предположил: — Наверно, вы — студент философии!
«Оборжаться!..» — подумал Тимка.
— Ладно, — согласился он, чувствуя, что иначе не избавится от общества странного человека. — Только ненадолго. У меня дела.
— Лишь одним глазком — и вы не сможете отказаться! — он схватил Тимку за локоть. — Пора!
…Безумный изобретатель привел Тимку в парк к белоснежной ротонде на краю довольно глубокого оврага. В беседке никого не оказалось.
На дне оврага грудой были навалены сосновые ветки. Афанасий Егорович принялся торопливо растаскивать их. Тимка, пожав плечами, отодвинул учителя в сторону и в минуту раскидал завал. Тут-то Карета и открылась…
Повозка была без колес, с большущими стрекозиными крыльями — двумя каркасами, обтянутыми белым шелком. На крыше пузырился парус. А над ним бился на ветру розовый флаг с подробным изображением полной луны в окруженьи золотых лучей. По-видимому, это означало — торжество счастья.
Тимка заглянул внутрь и увидел, что мест в ней куда больше, чем можно было предположить снаружи: изнутри она напоминала вагон электрички!..
— Это как же?.. — поразился Тимка.
— Закон Несуразности… — улыбнулся математик. — Когда-нибудь его откроют заново. Но уже без меня… Я родился в столь непросвещенном веке, что подобные открытия оканчиваются закрытием на засов их создателя!..
— Оборжаться! — воскликнул Тимка. Он ничего не понимал во всем этом, но зрелище было сногшибательным.
— Берегитесь! — раздалось сверху.
Тимофей задрал голову и увидел на краю оврага Святика.
— Афанасий Егорович! Спасайтесь! — снова повторил Святик.
Афанасий Егорович не успел даже подивиться на говорящего щенка.
Наверху показались солдаты, сестры милосердия, директор Гимназии, городничий Зуев-Зуевский, столичный фельдъегерь и — фискал-дворник.
— Господин Рубаков! Немедленно отойдите от адской машины! — прокричал ему городничий.
— Нет! — замотал головой побледневший учитель. — Это — мой аппарат! Мое изобретение!.. — Он вскочил на подножку кареты. — Тимофей, дайте же руку, и мы полетим!
— Не делайте глупостей, Афанасий Егорыч! — вторил городничему директор Гимназии. — Вам надо излечиться. А эту машину мы сожжем! Чтоб не смущала ничьих умов!
— Не посмеете! — мрачно захохотал изобретатель.
— Мы вынуждены, Афанасий Егорыч! Что будет с нашей Россией, если каждый начнет изобретать все подряд, что захочет?!.. Вы подаете дурной пример подрастающим недорослям!.. Не упрямьтесь, голубчик! Слезьте с подножки!..
— Нате-кось-выкусите! — показал им кукиш изобретатель.
— Фи! — поморщился директор. — И это говорит учитель в век Просвещения!.. — И привел последний аргумент: — Вы не патриот, Афанасий Егорыч!