– И несмотря на свою нелёгкую жизнь, ты не озлобился и сердце твоё не зачерствело. И не превратилось в кусок льда. Ты так и остался милым, симпатичным пёсиком, радостно встречающим каждый свой день и готовым прийти на помощь каждому.
Он снова дотронулся до своего носа-шишки, но уже не чихнул, а улыбнулся задумчиво, словно вспомнил что-то приятное.
От удовольствия мой хвост сам по себе начал выделывать всякие штуки и даже взбил позади меня небольшой снежный вихрь. Ведь, согласитесь, слышать такое кому угодно будет приятно. Но затем Снеговик отчего-то печально вздохнул и показал на дом, стоящий посередине между двумя другими.
– В нём, – начал он, – в квартире № 67, живёт одна хорошая девочка. Её зовут Таня. И к сожалению, она очень больна. Настолько, что даже не может ходить.
– Какая жалость! Неужели ей ничем нельзя помочь? – воскликнул я, потому что сразу же представил, как должно быть грустно, когда не можешь бегать, прыгать или даже просто сделать несколько шагов.
– Можно… Но об этом знаю только я, Рождественский Снеговик, – сказал он торжественно, – этой девочке просто необходим добрый друг. Но она об этом не знает. Она считает, что просто больна и всё. И родные её думают также, обеспечивая ей уход и заботу. Но этого бывает недостаточно. Вот она и лежит в своей комнате: грустная, одинокая, маленькая девочка. И каждый её день похож на предыдущий.
– И что же делать? – спросил я растерянно, не понимая, к чему клонит Снеговик.
– А вот что! – наклонился он ко мне и я испугался, что ведро его сейчас свалится на землю, – Ей необходимо помочь встряхнуться, чтобы она могла собраться с силами и победить болезнь.
– И как же это сделать? – наклонив голову и внимательно глядя на Снеговика, чтобы не пропустить ни единого слова поинтересовался я.
– Хорошей встряской может быть сильное удивление, – важно произнёс Снеговик, – видишь ли, Таня уже очень долго совсем ничему не удивляется. И даже, – тут Снеговик перешёл на шёпот, – кажется, перестала верить в чудеса! Представляешь? А это очень вредно для любого человека, а уж для ребёнка – в особенности.
– Согласен, – вздохнул я, всё ещё не понимая, к чему ведёт Снеговик, – а что ещё?
– Было бы просто отлично, если бы кому-то удалось рассмешить Таню, – он приподнял вверх свою руку-ветку, словно учитель на уроке, давая понять, что то, о чём он говорит очень важно, – потому что о целительной силе смеха известно с незапамятных времён. Он помолчал и затем добавил:
– И последнее: этой девочке необходимо самой начать о ком-то заботиться… Это послужит главным стимулом, началом выздоровления, понимаешь?
Говоря откровенно, понимал я пока не очень, но мне очень не хотелось, чтобы Снеговик посчитал меня бестолковым и недостаточно взрослым для таких серьёзных бесед щенком, и поэтому я просто кивнул.
– Вот ты и будешь тем самым рождественским поводом для удивления, радости и заботы, а значит тем самым толчком к выздоровлению, мой дорогой друг! – заключил Снеговик с ликованием в голосе, после чего гордо выпрямился.
Признаться, друзья, я так и подпрыгнул на месте. Почему? Да кто ж его знает… От неожиданности и восторга, от любопытства и изумления. От того, что ещё никогда в жизни мне не говорили, что я могу помочь кому-то выздороветь.
– Но почему именно я? – мой голос звучал очень тихо, поскольку от переизбытка чувств он просто сел, и быстро добавил, испугавшись того, что Снеговик может вдруг передумать:
– Хотя я, конечно, был бы рад…
– Потому что нехорошо, когда такой славный пёсик ночует голодным в рождественскую ночь на холодной земле и не имеет не только семьи, но даже имени.
Я был так благодарен ему, что у меня перехватило дыхание и почему-то запершило горло.
– Но что если… у меня не получится? – спросил я после паузы осторожно, вспомнив недавний случай с новой уборщицей.
Мне показалось, что Снеговик прищурился, а затем ответил уверенно:
– Всё получится! Помнишь, что я говорил про чудеса, которые случаются именно в такой праздник? Или ты всё ещё сомневаешься, что я настоящий Рождественский Снеговик? – спросил он.
Конечно же, я замотал головой так, что мои собственные уши захлопали на ветру, как лопасти игрушечного пропеллера.
– Нет, я верю, верю, – добавил я, чтобы убедить его наверняка. И Рождественский Снеговик улыбнулся:
– Ладно, малыш! Не переживай, всё будет хорошо, уж я за этим прослежу… А после, он рассказал мне, что надо делать.
Вот так и получилось, друзья, что с наступлением утра, да не какого-нибудь, а самого лучшего в мире – рождественского утра, я сидел перед квартирой № 67 и скрёб лапой дверной порог. Так велел Снеговик. Он говорил, что если делать это настойчиво, то рано или поздно дверь откроется. Так и случилось. Прошло совсем немного времени, я услышал за дверью негромкие голоса и затем она отворилась. Из неё выглянул мужчина в спортивном костюме, с полотенцем на плече и с удивлением посмотрел на меня. От Снеговика я уже знал, что это папа заболевшей девочки Тани.