– Прошу, – я указал на стулья для посетителей, а сам небрежно присел на угол стола. При переговорах поза многое значит, и сейчас я вовсе не случайно смотрел на Адамса сверху вниз. Поправив галстук, я взял со стола папку с моими выписками и начал, держа ее в руке:
– Занимаясь поиском незадекларированных банковских счетов, могущих принадлежать вашей супруге, наши специалисты неожиданно для себя обнаружили другой счет. Информация поступила ко мне совсем недавно, – я уверенно держал папку за корешок и помахивал ею, чтобы Рекс не мог ничего прочесть, но разглядел, что там банковские выписки.
– У Маргарет есть еще один счет? Я так и знал, что эта сучка что-то утаивает!
У меня непроизвольно сжались челюсти.
– Нет, счет открыт на ваше имя.
– Как это так?
– Видимо, это один из тех счетов, которые вы сочли возможным от меня скрыть, – я скрестил руки на груди, собравшись для крупнейшего блефа в моей карьере и рискуя, что Рекс рассмеется мне в лицо. – Похоже, сюда переводились средства, снятые с вашего семейного счета.
Но Адамс и бровью не повел.
– Ах, этот, в «Банко Попьюлар»… Но он не на мое имя, а на Мэрибел, я только бенефициар.
Брови у меня сошлись на переносице.
– Простите, кто эта Мэрибел?
– Моя девушка.
– А, понятно. Стало быть, это новый счет, который вы открыли, покинув супружеский кров?
– Нет, мы открыли его пару лет назад. Но не на мое же имя!
Этот Адамс – кусок дерьма.
Я бросил папку себе за спину на стол и поплотнее сплел руки, чтобы ненароком не врезать негодяю.
– Мы не указали этот счет в числе принадлежащего вам имущества, а список предстоит представить в суд на следующей неделе, – деловито сказал я.
– Да это иностранный банк, мы не обязаны его указывать!
Я едва сдержал смех.
– Так дела не делаются. По закону мы обязаны указать все вероятные активы, в том числе оборотные средства.
Адамс двинулся на стуле.
– Ну так притворитесь, будто вы о нем не знаете!
Именно на эту просьбу я и рассчитывал.
– Простите, не могу.
– Это еще почему? – Рекс покраснел от злости.
– Потому что это называется сознательным обманом и нарушением профессиональной этики.
Он вскочил со стула и рванул ко мне:
– Вы же адвокат, черт побери!
Я встал. Мои шесть футов два дюйма позволяли снисходительно взглянуть на Рексовы пять и восемь, или сколько там в нем.
– Вы хотите сказать, что адвокатам начхать на этику?
Он чуть сбавил агрессивный тон.
– Слушайте, но вы не можете упомянуть этот счет!
Я обошел стол и сел в свое кресло. Миссия выполнена; теперь либо я откажусь его представлять, либо он уволит меня. Мне было все равно.
Я уселся поудобнее – у меня будто гора упала с плеч. Зато Рекс теперь сидел на краешке стула, едва сдерживая беспокойство.
– Мистер Адамс, у меня, видите ли, связаны руки. Раз я знаю об этом счете, я не могу представить суду перечень принадлежащего вам имущества без этого счета. Это будет приравнено к лжесвидетельству.
– Чепуха, ваша задача защищать мои интересы!
Я развел руками.
– Простите, но либо вы прибавляете этот счет к перечню перед очередным слушанием, либо я не смогу вас представлять.
– Тогда вы уволены!
Бинго.
С Рождеством меня, блин.
Оставалась одна мелочь, которую надо было сделать до праздников. Я передал Лидии для регистрации подготовленное ходатайство об отказе представлять в суде Рекса Адамса, проверил в онлайн-банке, депонирован ли чек на мой годовой бонус, и решил, что, раз делать себе подарки так весело, надо сделать себе еще один. Пройдясь по коридору, куда выходили двери кабинетов старших компаньонов фирмы, я постучал в дверь единственного присутствовавшего на этой неделе – Милтона Флеминга. Я его не любил. Несколько раз, когда меня приглашали на пикники для руководства (обычно потому, что у меня лучший гандикап в гольфе в нашей конторе), Флеминг только и делал, что поливал грязью других сотрудников и красочно описывал, кого из помощниц он бы нагнул у ксерокса.
– Честер! Входите. Ну, как там гольф поживает?
В декабре в Нью-Йорке поля для гольфа покрыты снегом, но я ответил в тон:
– Отлично, просто отлично!
– Чем могу быть полезен?
Я подошел к столу и протянул конверт, который Флеминг принял.
– Я увольняюсь. Я был счастлив проработать пять лет в «Флеминг, о’Ши и Лидс», но пришло время двигаться дальше.
Широкие кустистые брови Флеминга двинулись навстречу друг дружке и сошлись на переносице. Раньше я не замечал, что они похожи на двух мохнатых гусениц, пытающихся спариться.