– Я убил его, – ответил он странным голосом. – Или он, или я...
Борис схватил его и встряхнул.
– Я спасу вас, Карлос. Я помогу вам. Вы уедете за границу, Марианна приедет к вам позже.
Бенто Итикира выглядел полной тряпкой. Драма, произошедшая в тот момент, когда он переживал чудесный сон, что-то в нем надломила. Борис взял его под руку.
– Подойдите сюда, – сказал он. – Посмотрите.
Он подвел его к краю крыши, нависавшей над Авенидой. Энрике догадался, что сейчас должно было произойти. Иной конец был невозможен, это входило в правила игры. Борис не мог допустить, чтобы его сеть подверглась угрозе из-за ареста агента, который явно не был героем. Энрике хотелось бы спасти моряка, но он сам не был чист в этом деле, а потому не рискнул впутаться, не зная, что конкретно известно унтер-офицеру. Бразильцы неплохие ребята, но им не очень понравится деятельность Энрике, если они о ней узнают...
Бесшумно, все так же пригнувшись, Энрике скользнул к месту, откуда только что ушли эти двое, и схватил фотоаппарат...
Борис Данилов подвел моряка к барьеру, не переставая бросать частые взгляды на стеклянную дверь с лестницы, откуда, как он ожидал, в любую секунду могли выскочить полицейские. Это был вопрос времени, может быть секунд...
– Посмотрите, – повторил он. – Потом я вам объясню...
Бенто Итикира позволил подвести себя к краю. Он подошел к цементному заграждению, не превышавшему метра в высоту. Великолепное зрелище. Над аэропортом Сантос Дюмон кружил самолет. Бенто Итикира повернулся и увидел освещенного Христа на вершине Корковадо. Неожиданно он ощутил в себе желание помолиться, но он забыл слова, которые нужно говорить.
– Посмотрите вниз, – велел Борис, заставляя его повернуться.
Бенто сделал то, о чем его попросили, наилучшим образом; он наклонился над барьером и посмотрел вниз. Там, глубоко внизу, как в пропасти, была Авенида, запруженная автомобилями, с полными народу мозаичными тротуарами. Он спросил себя, что же ему хочет показать Борис.
Журналист бросил последний взгляд в направлении лестницы, потом со всей быстротой, на которую был способен, нагнулся, схватил руками лодыжки моряка и сбросил его с крыши.
Ослепительная вспышка застала его посреди операции, когда его поднятые руки еще не отпустили ног жертвы, которую он столкнул в пустоту. Жуткий, нечеловеческий крик, превратившийся в бесконечный вой, внезапно оборвался. Снизу до крыши поднялось эхо глухого удара, потом испуганный вопль толпы...
Борис Данилов услышал это, не обратив ни малейшего внимания. Сразу после неожиданной молнии, в которой он узнал вспышку фотоаппарата, он резко обернулся, но ничего не увидел. Задыхаясь, с безумно бьющимся сердцем, он стоял, опираясь обеими руками на заграждение, настороженно вглядываясь в темную зону между трубами, расстилавшуюся перед ним...
Он был готов ко всему, но ничего не произошло. «Интересно, вместо того, чтобы помешать сбросить моряка с крыши, его фотографируют. Зачем? Чтобы шантажировать?» – задавал он себе вопросы.
Он спросил громко, но не очень уверенным голосом:
– Кто здесь?
Никакого ответа. Полная тишина. Он сделал шаг вперед, сильно встревоженный... В эту секунду с лестницы на крышу выскочила шумная группа. Торопливо бросив последний взгляд по сторонам, Борис Данилов направился к только что вошедшим. Это были полицейские и журналисты. Он представился, показав карточку иностранного корреспондента.
– Мне очень жаль, – сказал он. – Я попытался его удержать, но он бросился вниз прежде, чем я успел до него добежать. Он потерял голову.
Галдя, журналисты и полицейские подошли к заграждению, чтобы посмотреть на толпу, собравшуюся внизу возле тела. Они громко разговаривали и не обращали внимания на Бориса Данилова, который воспользовался этим, чтобы вернуться к месту, где оставил свой фотоаппарат и вспышку.
Он их не нашел, посмотрел вокруг соседних труб и вдруг понял.
– Вы что-то потеряли?
Он резко обернулся. Это был полицейский в форме.
– Нет, – ответил он.
– Вы можете нам показать точно то место, откуда он спрыгнул? – спросил полицейский.
– Охотно.
В последний раз посмотрев вокруг себя, но так ничего и не увидев, Данилов пошел к ограждению. Полицейский двинулся за ним. По лестнице поднялись новые люди, и теперь на крыше было достаточно много народу, для того, чтобы тот, кто, вероятно, поздравлял себя с самым сенсационным снимком за свою жизнь, мог затеряться в толпе...
Внизу, недалеко от входа в дом, неподвижно, словно изваяние, стояла красивая женщина, тупо и бессмысленно уставившись на большое тело унтер-офицера флота, разбившееся о мозаичный тротуар. Это была Марианна Моарес, оглушенная и потрясенная неожиданным поворотом судьбы, так стремительно и так грубо разрушившей этой смертью ее счастье, потерянное почти сразу же после того, как оно было обретено...
Полицейские положили труп на носилки и задвинули его в «скорую». Там уже находился труп Хосе Моареса. Марианна подошла к машине. Ни единого взгляда не бросила она на останки своего мужа; она видела только любовника. Он был в ней, она чувствовала его в своей плоти и крови. Ей казалось, что его губы ласкали ее; она слышала его шепот: «Все началось в рождественскую ночь, не забывай этого». Слишком долго сдерживаемое ею рыдание поднялось к горлу. Она бросилась к открытому кузову «скорой», поглотившему ее любимого.
– Рождественская ночь!.. О, мой дорогой! Мой дорогой!
Полицейские остановили ее и осторожно увели. «Скорая» уехала, увозя обоих – мужа и любовника, соединенных последним путешествием. Никто и не подумал, что предсказание в отношении Хосе Моареса исполнилось, правда, несколько неожиданным образом: роковым для него стал ресторан «Сертао»...
Эпилог
Энрике Сагарра перешагнул порог посольства совершенно спокойно, без малейшего неприятного предчувствия. Он часто играл неизмеримо более опасные партии, чем эта. Его ждали и сразу провели в один из кабинетов на втором этаже. Там уже находились два человека, один из них, он сидел за рабочим столом, был ему совершенно незнаком.
Чувствуя себя непринужденно, Энрике поклонился и сказал с улыбкой, в которой не ощущалось даже и тени иронии, она была простой и сердечной:
– Я уже имею честь знать господина... Бориса, но вот...
Дипломат слегка приподнялся со своего кресла и представился:
– Данила Монин.
Энрике поклонился.
– Очень приятно, – ответил он.
Все сели. Энрике очень элегантно, предварительно пригладив стрелку на брюках, закинул ногу на ногу.
– Мы вас слушаем, господин... Гимера.
Энрике улыбнулся дипломату.
– Я буду краток, – уверил он. – Я не мог это объяснить по телефону, но вы, несомненно, поняли, о чем идет речь?
Эти двое даже не пошевелились. Они казались спокойными и мало интересующимися происходящим. «Хорошие игроки», – подумал Энрике и продолжил:
– Мне очень повезло: я оказался на крыше в тот самый момент, когда господин... Борис слегка помог тому моряку сделать большой прыжок. Мне везло и дальше. Я запечатлел на пленку этот... памятный момент, причем с помощью аппарата, который господин... Борис почему-то ненадолго оставил, видимо, для большего удобства. Мне кажется, что эта фотография может произвести большую сенсацию... Я точно знаю, что одно крупное агентство печати предложит мне за нее кругленькую сумму... Я уж не говорю о том, что фото очень заинтересует полицию.
Двое мужчин спокойно слушали, но не больше того. Не смущаясь, Энрике продолжил тем же легким тоном:
– Господин... Борис, если мои сведения точны, работает на одно из самых известных международных агентств печати, и я подумал, что было бы честно оставить за ним приоритет и эксклюзивное право на публикацию фотографии.
Данила Монин спросил безразличным тоном:
– Мы можем ее увидеть?