– Как поживает Элфред? – спросил Харри. – Все такой же твердолобый консерватор?
– Не знаю, покажется он вам изменившимся или нет.
– А остальные? Разбросаны по всей Англии?
– Нет. Все собрались здесь на Рождество.
Харри выпучил глаза:
– Традиционное рождественское семейное сборище? Что случилось со стариком? Раньше он не отличался сентиментальностью и особой привязанностью к семье. Должно быть, он здорово изменился!
– Возможно. – Голос Лидии звучал сухо.
– А как старина Джордж? – продолжал Харри. – Все такой же скряга? Как же он скулил, когда ему приходилось расстаться с полпенни из его карманных денег!
– Джордж сейчас член парламента от Уэстерингема, – отозвалась Лидия.
– Что?! Пучеглазый в парламенте? Ну и ну!
Харри захохотал, откинув голову назад.
Громкий смех казался грубым и несдержанным в стенах гостиной. Пилар громко вздохнула, а Лидия слегка вздрогнула.
Почувствовав за спиной какое-то движение, Харри перестал смеяться и резко повернулся. Он увидел Элфреда, который молча смотрел на него со странным выражением лица.
Губы Харри медленно расплылись в улыбке.
– Да ведь это Элфред! – воскликнул он, шагнув к брату.
– Привет, Харри, – кивнул Элфред.
Они стояли, глядя друг на друга. Лидия затаила дыхание.
«Как нелепо! – подумала она. – Уставились, как два пса перед дракой!»
Глаза Пилар расширились.
«Как же глупо они выглядят! Почему бы им не обняться? Хотя англичане так не делают. Но они могли бы что-нибудь сказать, а не просто глазеть друг на друга», – думала она.
– Забавно снова оказаться здесь, – промолвил наконец Харри.
– Еще бы. Прошло столько лет с тех пор, как ты… уехал.
Харри вскинул голову и провел пальцем по подбородку привычным жестом, означавшим вызов.
– Да, – сказал он. – Я рад, что вернулся… – Помедлив, он закончил фразу многозначительным тоном: – Домой.
2
– Полагаю, я был большим грешником, – промолвил Симеон Ли.
Он откинулся в кресле, задумчиво поглаживая пальцем подбородок. Перед ним в камине плясали языки пламени. Рядом сидела Пилар, держа в руках маленький экранчик из папье-маше, которым она прикрывала лицо от огня. Иногда она обмахивалась им, сгибая запястье. Симеон с удовольствием смотрел на нее, продолжая разговаривать скорее с самим собой, чем с девушкой, воодушевленный ее присутствием.
– Да, – повторил он. – Я был грешником. Что ты об этом думаешь, Пилар?
Девушка пожала плечами:
– Монахини говорят, что все люди – грешники, поэтому за них нужно молиться.
– Да, но я был куда более грешен, чем многие. – Симеон засмеялся. – Тем не менее я ни о чем не сожалею. Я наслаждался каждой прожитой минутой! Говорят, что в старости начинаешь каяться. Чепуха! Я ни в чем не раскаиваюсь, хотя и повинен во всех смертных грехах – лгал, мошенничал, воровал. Не говоря уже о женщинах! Кто-то рассказывал мне об арабском шейхе, у которого телохранителями были сорок его сыновей – все примерно одного возраста! Не знаю насчет сорока, но я тоже мог бы составить неплохую гвардию, если бы разыскал всех своих ублюдков! Что скажешь, Пилар? Ты шокирована?
Пилар уставилась на него:
– Почему я должна быть шокирована? Мужчины всегда желают женщин. Мой отец не был исключением. Поэтому женщины так часто бывают несчастными, ходят в церковь и молятся.
Старый Симеон нахмурился.
– Я сделал Аделаиду несчастной, – пробормотал он себе под нос. – Боже, какая она была хорошенькая, когда я на ней женился, – прямо кровь с молоком! А потом? Все время ныла и жаловалась. В мужчине просыпается дьявол, когда его жена постоянно плачет… Беда Аделаиды была в том, что ей не хватало мужества. Если бы она мне возражала – но она никогда так не делала! А я-то верил, что, обзаведясь семьей, смогу покончить с прежней жизнью…
Его голос замер. Несколько секунд он молча смотрел на пламя в очаге.
– Семья… Ничего себе, семья! – Симеон злобно усмехнулся. – Только посмотри на них! Ни у кого нет детей! Что с ними такое? Неужели в их жилах нет ни капли моей крови? Никто не в состоянии произвести на свет сына – законного или незаконного. Возьмем, к примеру, Элфреда – как же он мне наскучил! Смотрит на меня глазами преданного пса и готов сделать все, о чем бы я ни попросил. Господи, что за дурень! А вот его жена мне нравится – у нее есть характер. Правда, я ей не нравлюсь, но она вынуждена меня терпеть ради этого олуха Элфреда. – Он снова посмотрел на девушку. – Запомни, Пилар, нет ничего скучнее преданности.
Она улыбнулась, и Симеон продолжал, словно согреваемый ее юностью и женственностью:
– А Джордж? Напыщенный пустозвон, безмозглый и бесхарактерный, да еще при этом трясется над каждым пенни! Дэвид? Он всегда был дураком и мечтателем. Типичный маменькин сынок! Единственный его разумный поступок – женитьба на этой спокойной, солидной женщине. – Он хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Харри лучший из них! Конечно, он паршивая овца, но хотя бы живой!