– Да я и сам не знаю, выдержу ли оседлый образ жизни. Трудно усидеть дома человеку, который до этого всю жизнь мотался по свету.
– Ты должен жениться и завести себе постоянный дом.
– На ком же я должен жениться? Жаль, что нельзя жениться на собственной племяннице! Маленькая Пилар очаровательна!
– Ага! Ты, значит, все-таки заметил это?
– Кстати, что касается оседлой жизни... Наш толстячок Джордж, кажется, сделал недурной выбор, а? Откуда его жена? Чем она занималась раньше?
– Разве я знаю? – буркнул старик. – Думаю,
Джордж высмотрел ее в салоне мод – была там манекенщицей. Она утверждает, что ее отец – отставной флотский офицер.
– Скорее, старшина на буксире, – усмехнулся Гарри. – Она еще преподнесет Джорджу подарочек.
Симеон пожал плечами. Затем взял колокольчик, лежавший на столе рядом с ним. Хорбюри явился мгновенно.
– Попросите мистера Альфреда срочно прийти ко мне.
Как только слуга исчез, Гарри спросил с расстановкой:
– А что, парень подслушивает под дверью? Симеон молча пожал плечами.
Альфред торопливо вошел в комнату. Увидев брата, он слегка вздрогнул.
– Садись, Альфред, – приказал старик. – Нам придется немного изменить порядки в нашем доме, поскольку теперь здесь будет жить на два человека больше. Пилар, разумеется, останется у нас. И Гарри тоже решил жить дома.
– Гарри будет жить здесь? – опешил Альфред.
– А почему бы и нет, старина? – засмеялся Гарри.
Альфред всплеснул руками и бросил на него гневный взгляд:
– Мне кажется, ты бы и сам мог догадаться!
– Очень жаль, но я не догадываюсь!
– После всего, что произошло? После твоего постыдного поведения... После скандала...
– Но ведь все это – в прошлом, милый братик!
– Ты ужасно поступил с отцом!
– Послушай-ка, Альфред! Ведь это касается только отца и никого больше! Не так ли? И если он готов простить меня, то...
– Да, я готов тебя простить! – вставил слово Симеон. – Гарри – мой сын, и он останется здесь, потому что я так хочу!
Он положил руку на плечо Гарри.
– Я очень люблю Гарри!
Альфред встал и вышел из комнаты. Он был бледен как смерть. Гарри, смеясь, пошел вслед за ним.
Симеон хмыкнул себе под нос. Вдруг он вздрогнул и обернулся:
– Кто это там, черт возьми! Ах, это вы, Хорбюри! Когда вы прекратите крадучись ходить по дому?
– Простите, сэр.
– Ну, ладно. Впрочем, у меня есть к вам поручение. Я хочу, чтобы после обеда все пришли ко мне. Понятно? Все! Без исключения. И еще одно: вы поведете всех господ наверх, а когда они дойдут примерно до середины коридора, вы как-нибудь дайте мне знать об этом: кашляните, вскрикните, – что-нибудь в таком роде. Ясно?
– Разумеется, сэр!
Спустившись вниз, Хорбюри сказал Трессильяну:
– Если вам угодно знать... это будет замечательный рождественский праздничек!
– Что вы хотите этим сказать? – резко спросил старый слуга.
– Погодите немного, узнаете! Сегодня – сочельник. Но настроение в доме отнюдь не соответствует ему!
***
Все семейство подошло к двери и остановилось. Симеон как раз был у телефона, он кивнул, чтобы заходили.
– Садитесь! Я сейчас закончу.
И продолжил разговор:
– Это Чарльтон?.. У телефона Симеон Ли... Да... Нет, я хотел бы, чтобы вы составили мое новое завещание... Да, обстоятельства изменились, и старое завещание уже не годится... Нет, нет, это не так спешно.
Я не хочу портить вам Рождество. Скажем, на второй день рождественской недели, да? Или еще днем позже, как хотите. Приезжайте, и мы тогда все обсудим. Не бойтесь, я до этого не умру!
Он положил трубку и посмотрел по очереди на всех восьмерых, находящихся в комнате. Потом засмеялся и сказал:
– Вы все с виду такие настороженные! Что случилось?
– Ты велел позвать нас, отец... – начал было Альфред, но Симеон тотчас перебил его:
– Да, верно. Но отнюдь не на степенный семейный совет! Я устал и не хотел бы никого видеть вечером. Собираюсь рано лечь, чтобы хорошо выспаться и к завтрашнему празднику быть свежим. Великое дело -
Рождество! Оно придает людям чувство близости друг к другу, не правда ли, Магдалена?
Магдалена Ли вздрогнула от неожиданности. Ее глуповатый маленький ротик открылся и закрылся снова. Затем она сказала:
– О да!
– Ты ведь жила с отставным морским офицером, – продолжал тем временем старый Ли, – с твоим отцом. Он, наверное, не мог устроить для тебя настоящего рождественского праздника, а? Для этого нужно иметь большую семью!
– Да, конечно... да, наверное.
Взгляд Симеона скользнул с нее на Джорджа.
– Мне не хотелось бы говорить о неприятном, но я боюсь, Джордж, что придется слегка уменьшить ту сумму, которую я регулярно посылаю тебе. Расходы по дому у меня в будущем, видимо, сильно возрастут, ведь нас здесь станет больше.
Джордж побагровел:
– Отец, ты не сделаешь этого!
– Ты так считаешь?!
– Мои расходы очень велики. Я уже сейчас порой не знаю, как свести концы с концами. Приходится экономить на всем.
– Предоставь экономить своей жене, – с улыбкой посоветовал старый Ли. – Женщины умеют это делать. Им иногда приходят в голову такие идеи, какие мужчинам никогда на ум не придут. Например, они решат, что смогут сами шить себе платья. Моя жена все делала своими руками – была очень большая искусница. Хорошая она была жена, в самом деле, только скучная...
Дейвид подскочил:
– Моя мать...
– Сядь! – сказал Симеон грубо. – У твоей матери было заячье сердце и куриные мозги! Полагаю, что ты унаследовал от нее и то, и другое.
Он вдруг встал. На щеках его выступили красные пятна, голос звучал громко и резко:
– Никто из вас здесь не стоит ни гроша! Ни один! Я по горло сыт всеми вами! Все вы слабаки – глупые слабаки! Одна Пилар стоит больше, чем двое из вас, вместе взятых. Клянусь богом, что где-нибудь в этом мире у меня есть сын лучше, чем вы, хоть он и не родился в законном браке!
– Ну, это уж слишком, отец! – воскликнул Гарри. Он тоже вскочил с места. По его лицу, обычно веселому, разлилась краска гнева.
– То же самое я могу сказать и тебе! – заорал на него Симеон. – Сам-то ты что делал все это время? Постоянно клянчил у меня деньги! Со всех концов света просил подаяния. Нет, я повторяю еще раз: я сыт по горло всеми вами! Вон отсюда!
Старый Ли опустился в кресло. Медленно, один за другим его дети покидали комнату. Джордж был красным и ошарашенным, Магдалена тоже выглядела испуганной, Дейвид был бледен как смерть и дрожал, Гарри высоко держал голову, а Альфред брел неизвестно куда, вышагивая, как лунатик. Лидия шла за ним, уверенная в себе и женственная, как обычно. Только Хильда остановилась у порога и затем вернулась к свекру. В том, как спокойно и неподвижно она встала перед его креслом, было что-то зловещее.
– Когда пришло твое письмо, – сказала она, – я действительно поверила, что там написана правда – ты хочешь собрать вокруг себя на Рождество всю свою семью. Поэтому я и уговорила Дейвида приехать. Но ты захотел собрать своих детей только для того, чтобы выдрать всех за уши, не так ли? Один бог знает, что ты нашел в этом приятного.
Симеон хихикнул.
– Знаешь, я с некоторых пор приобрел особое чувство юмора. И отнюдь не требую, чтобы мой юмор понимали. Достаточно того, что мои шутки нравятся мне самому.
Поскольку она не ответила, Симеон вдруг забеспокоился.
– Ну, что ты на это скажешь? – спросил он в упор.
– Я боюсь, – она запнулась.
– Чего ты боишься?.. Меня?
– Нет, я боюсь за тебя, – ответила она и, как судья, который только что огласил приговор, повернулась и величественно удалилась из комнаты.