Лука (встает. Стуча зубами и растирая руки от холода, начинает одеваться. Сначала надевает ботинки без задников, заменяющие шлепанцы, полинявшие брюки, а затем уходит за ширму умываться Вновь появляется, вытирая руки полотенцем. Надев пиджак, принимается за работу над игрушкой, разговаривая одновременно с Неннилло). Эй… Вставай, уже девять часов. (Неннилло не отвечает).
И что с ним делать… В твои годы я до рассвета поднимался я шел на работу. Вставай. Лучше мне не разговаривать с тобой с раннего утра, весь день будет испорчен! (Выведенный из себя молчанием Неннилло, кричит) Ты что, не понял? Вставай!
Ненилло (из под одеяла). Молочную похлебку принес?
Лука. Э-э!.. У тебя только это и на уме. Вставай и сам ступай на кухню, прислуги в доме не держим. Понял?
Ненилло (из под одеяла). Если не подашь мне в постель — не встану.
Лука. Нет, встанешь! Или я тебя так вздую, что проваляешься в постели целую неделю!
Входит Кончетта.
Кончетта. Получай свой клей. (Ставит банку на стол. Лука снова принимается за работу.)
Никак не пойму… Зачем тебе эта игрушка? Столько денег на нее выбрасываем, а пользы никакой… Ведь сами еле-еле перебиваемся.
Неннилло (удобно растянувшись на постели, заложив руки за голову). Правда… никакой пользы…
Лука. Почему? Как — никакой пользы? С чего ты взял?! (Вытаращив глаза.) Тебе что, игрушка не нравится?
Неннилло (с вызовом). Мне игрушка не нравится.
Лука. Как же так, Христова колыбель всем нравится, нет ничего лучше…
Неннилло (зло). Да, не нравится…
Лука. Но она не закончена еще… много чего надо сделать… Это еще только основа… Вот когда сделаю все — траву, пастухов…
Неннилло (тем же тоном). Все равно не нравится. Хочу молочной похлебки.
Кончетта. Вставай, Ненни, вставай!
Лука (в бешенстве). Ах так?! Пусть только она принесет тебе в постель похлебку, я выплесну ее на вас обоих! (Кончетте.) Вырастила будущего каторжника. Поглядите на него… ни стыда ни совести. До сих пор в постели.
Кончетта. Ну да ладно, он сейчас встанет… (Делает сыну знаки, как будто говоря: «Поднимайся, а я принесу похлебку».) Ну вставай, Ненни…
Неннилло. Нет, хочу молочной похлебки.
Лука. О-о-о! Я тебе выплесну клей в рожу!
Кончетта (вмешиваясь). Вставай, мой красавец… Умойся сначала, а я пока сварю тебе похлебку — вкусную-превкусную. Только умойся.
Лука. Паскуалино проснулся?
Кончетта (убирая постель). Проснулся, встал твой надоедливый братец. Целую неделю пролежать в постели из за того, что болело горло!
Неннилло (настораживаясь). Что, встал? А на улицу он не собирается, не знаешь?
Кончетта. Собирается. Говорит, мол, пойду прогуляюсь немного, подышу свежим воздухом после болезни.
Неннилло. И он что, одевается?
Лука. Конечно… Что он, голым по улице пойдет? А тебе то что?
Неннилло. Да так просто… Вообще, я думаю, ему пока рано выходить. Вдруг снова заболеет…
Из гостиной входит Паскуалино.
Паскуалино (он уже одет, но на ногах вместо ботинок домашние туфли). Лукарье, можно?
Лука. Входи, Паска, входи.
Паскуалино. Добрый день! Здравствуйте, донна Кунче.
Лука. Как чувствуешь себя, Паска? Похудел немного, но это ерунда, быстро поправишься. (Щупает у него пульс.) Температура есть?
Паскуалино. Нет-нет… Сейчас мне лучше. Совсем здоров. (Подозрительно смотрит на Неннилло.) Все прошло. (Кончетте.) Донна Кунче… Нигде не могу найти своих ботинок…
Неннилло залезает поглубже под одеяло.
Кончетта. А я то тут при чем?
Паскуалино. Вы же знаете, я всю неделю лежал с температурой. Я просто хотел узнать, не видели ли вы их.
Лука. А куда ты их поставил на прошлой неделе?
Паскуалино. Под кровать.
Кончетта. Смотреть надо хорошенько. Там же, наверно, и стоят, где поставил.
Паскуалино. Нет там ничего, донна Кунче. Пропали ботинки. Надо бы у Неннилло спросить…