Выбрать главу

— Они сначала не хотели, чтобы я приезжала, а потом вдруг передумали… — Но Пат не успела ничего объяснить, потому что зазвонил телефон. — Да, это я… Но почему?.. Месяц? Хорошо, конечно. — Пат положила трубку и чуть прикусила губу. — Ладно, Брикси, не надо.

— Я же говорила. — Шерс подмигнула Пат и вышла из кабинета, по привычке обольстительно вильнув задом.

А Пат уселась на низкий подоконник, с которого был виден только студийный двор с вечно суетящимися рабочими и отъезжающими передвижными ТВ‑станциями, и задумалась.

Гастроли на месяц — это значит, что Мэт вернется только к Рождеству. Но к Рождеству бэби, если он и дальше будет расти в таком темпе, станет уже заметен. Почему Брикси так подмигнула ей? Пат невольно провела рукой по груди, поднимавшей тонкий свитер, а потом просунула руку под ремень джинсов — живот, кажется, округлился еще больше. Значит… значит, им надо пожениться. Сразу же, как только Мэт вернется. Свадьбу можно праздновать вместе с Рождеством и…

Свадьба… Конечно, как все девушки в колледже, Пат думала о своей возможной свадьбе, но всегда представляла себя на ней в виде какого‑то смутного жемчужного облака с пеной кружев и длинной атласной фатой, вроде той, что лежала в заветном чиппендейловском шкафчике матери.

В компании Мэтью дело обстояло иначе. Как‑то еще в начале осени они оказались на бракосочетании его кузины — студентки Калифорнийского университета. Невеста, такая же жгуче‑смуглая, как Мэт, была затянута в ярко‑красное трико, откровенно подчеркивавшее все изгибы ее тела, а жених щеголял каким‑то подобием замшевого индейского костюма. Сразу после мэрии молодые оставили родителей и шумной толпой отправились на всю ночь по злачным местам. Кажется, именно тогда, после бессонной ночи, измученная немереным количеством шампанского и постоянными попытками Мэта овладеть ею в самых, на ее взгляд, неподходящих для этого местах, Пат заподозрила с собой что‑то неладное…

В дверь просунулась взлохмаченная голова помощника осветителя Сэма, шестнадцатилетнего мулата, взятого на работу пару месяцев назад и потому восхищавшегося на студии всем и всеми:

— Запись начинается! Меня послали за вами, мэм!

Пат судорожно рванула руку из‑под свитера и побежала в «четверку» — студии телецентра именовались по своим номерам: «тройка», «четверка»… На какое‑то время девушка забыла и про Мэта, и про малыша, и даже про возможную свадьбу.

* * *

Перед отъездом Мэтью пришла в голову идея устроить отвальную.

— Но только без твоих студийных. — Пат знала, что приятели Мэта, в основном музыканты и художники, недолюбливали публику с телевидения, считая сотрудников студии в некотором роде чиновниками и чуть ли не агентами ФБР. — Много французского белого, травы, разумеется, сколько душе угодно, а ты оденешься, как я захочу.

Пат согласилась безоговорочно. В присутствии Мэта она всегда жила какой‑то другой, словно потусторонней жизнью и чувствовала себя лишь отраженным тихим сиянием его света или, вернее, его черноты.

Утром перед вечеринкой Пат проснулась от тяжелого неотрывного взгляда черных глаз — Мэт стоял над кроватью, опершись руками на подушку и закрывая волосами весь неяркий свет позднего ноябрьского утра.

— Вот. Это мой каприз, если хочешь. — И он подал ей что‑то нежное, фиалковое, вздыхающее и опадающее в его руках. Что‑то оказалось странным одеянием из почти прозрачного шелка со множеством драпировок, скрывающих и обнажающих тело одновременно.

— Но как же…

— Молчи. Встань вон туда, к окну, чтобы свет шел через тебя, от тебя. Как… Как от Пресвятой Девы. И от Младенца во чреве.

Пат было бы куда удобней встретить гостей в своих неизменных «ливайсах», но желания Мэта с самой первой встречи стали для нее законом. Правда, и касались они лишь их двоих — он никогда не вмешивался в ее работу, общение со знакомыми и внутреннюю интеллектуальную жизнь. Все это, похоже, его не интересовало.

Днем Пат сильно тошнило, но, превозмогая слабость, она готовила бесконечные бутерброды, расставляла напитки и разбрасывала по всему дому кожаные подушки, чтобы гости могли улечься, где им заблагорассудится. Мэт колдовал над травкой.

К восьми вечера лицо ее, с голубыми тенями под глазами, приобрело действительно какой‑то неземной вид. Ей хотелось только упасть и прижаться к чему‑нибудь холодному. Но Мэтью, соорудив из одеял некое подобие трона, заставил Пат сесть туда по‑турецки, наподобие восточного божка.

— Что бы ни происходило — сиди, молчи и не двигайся. — Он тщательно уложил складки фиолетового одеяния, несколько вызывающе подчеркнув грудь. — Представь себе, что это… ну, хотя бы наша свадьба.