Я кивнула – всё равно не вышло бы выжать ни слова. Шагнула вперёд, по крыльцу, ещё раз и ещё. Тяжёлые двойные двери из тёмного металла были распахнуты настежь, в помещении было темно, и мне предстояло шагнуть в эту тьму. Я вдохнула, выдохнула, вспомнила совет Кейна. И сделала новый шаг.
И окунулась в темноту коридора, а одновременно с ней – в новый приступ страха.
Казалось, тьма обступала меня со всех сторон, давила, не позволяла дышать. Я боялась сделать шаг, боялась открыть глаза, даже попытаться вздохнуть, как будто малейшее движение грозило смертью. И если в первый раз у меня ещё была надежда на то, что я выберусь из этого, теперь мне казалось, что я тону. Тону без надежды на спасение, и…
– Несс! Всё в порядке?
Одновременно с голосом Кейна в наушнике я услышала тонкую ноту, как те, которыми звучат дома. Она не была похожа ни на одну из тех, что я слышала раньше, она была особенной, какой-то… светлой, умиротворяющей, что ли. Волны страха ослабевали, отступали, и я понемногу пыталась дышать. С каждым новым вздохом становилось всё легче.
– Всё в порядке. Просто… немного испугалась темноты, – еле слышно сказала я и шагнула вперёд. Потом ещё раз, ещё, стараясь не обращать внимания на страх. Потом снова и снова. Нота звучала всё громче, мне становилось всё легче. Хороший знак.
Под потолком вспыхнул свет, залил огромную комнату, в которой я оказалась ровно в центре. Передо мной стоял пьедестал, или алтарь, или как ещё можно было назвать этот монументальный кусок белого мрамора, возвышавшийся передо мной чуть выше, чем по пояс. Его венчала ровная площадка, на которой лежал светло-зелёный с белыми прожилками камень, друза размером с кулак, кристаллы в которой были чуть толще указательного пальца. Нота исходила от них, а значит, это и был волевик.
Нужно было убедиться. Не дожидаясь команды или чего-то такого, я наклонилась к камню и прислушалась. Нота зазвучала громче, сомнений не осталось – пел камень. Я кивнула самой себе и распрямилась, и не успела даже подумать об этом или сделать какие-то выводы, как камень поднялся в воздух на несколько сантиметров, медленно сжался в небольшой шар и засветился. У свечения был приятный голубой оттенок, он завораживал, и я застыла, наслаждаясь его видом. И даже забыла ненадолго о том, к чему всё это ведёт – ровно до того момента, как шар вытянулся примерно на метр в длину, принимая до боли знакомую форму.
– Ну, что там? – послышался встревоженный голос Кейна.
– Меч, – выдохнула я.
– Пусть твёрдая воля и ясный рассудок ведут тебя по пути воина! – грянул с потолка незнакомый мужской голос.
Вот так всё просто. Я протянула руку, краем глаза замечая, что волевик мелко-мелко трясся, будто в нетерпении. Я попыталась его коснуться, но не тут-то было – своенравный камень чуть опустился, так, чтобы я не могла до него дотронуться. Я подняла ладонь вверх, и волевик последовал за ней, оставаясь ровно на таком же расстоянии от кожи, на каком до этого поднимался светящийся шарик над мрамором. Он признал меня. Я – волевая. Воин. И теперь получила этот минерал в своё распоряжение, а в придачу – необходимость защищать деревню, выходить в ночные рейды и мстить маргандалорцам за всё то, что они творят на наших землях. И если ещё утром всё это казалось мне неподъёмным бременем, теперь же по венам разливалась тёплая уверенность: это – моё. Это – моя жизнь. Не может быть иначе. И песнь волевика будто соглашалась, звала сорваться в битву; она больше не казалась мне грустной или протяжной, но сильной, смелой и вдохновляющей.
Волевик как будто почувствовал моё настроение. Он перестал светиться, обернулся лентой и закрутился вокруг правого запястья, как будто вздумал стать браслетом. Я ощутила перемену в его ноте – теперь мне слышалось, что он был в полной боевой готовности, ожидал первой же мысли, чтобы последовать за мной в битву. И мне казалось, что я сама стала тонкой струной, настроенной на мой волевик, и что мы звучим в унисон и понимаем друг друга. И да – мой волевик. У этих слов особенная окраска, особенный вкус, и мне хотелось повторять их раз за разом. Несмотря на то, что мы никогда не сможем коснуться друг друга, мы с этим камнем будто за мгновение стали лучшими друзьями. Безумные, но потрясающие ощущения.
– Воин, – вымученно улыбнулся Кейн, когда я вышла из зала совета, так и не встретив никого по дороге. – Теперь и я буду бояться, когда ты будешь уходить в рейды.
Тусклое весеннее солнце светило в глаза, я прищурилась. Ткагарада встречала меня непривычной тишиной, было даже немного страшно – ни одной ноты в воздухе, как будто кто-то выключил звук. Была слышна только тихая песнь моего волевика, и то, если прислушиваться, но в этом не было нужды – я чувствовала её кожей, разумом, всем телом. Уверенность, горящая в моих венах, с каждой секундой разогревалась всё сильнее, жгла изнутри, подгоняла, заставляла действовать, и я поддалась ей. Я прижалась к Кейну. Он обнял меня в ответ, едва ощутимо поцеловал в лоб, и на несколько секунд мне было наплевать на всё, что произошло в зале. А когда он осторожно отстранился, я улыбнулась и скорее самой себе, чем ему, сказала: