— Влад, одевайся, не стой, — он кинул сыну тёмные джинсы и коричневую куртку. — Мы уходим.
Ребёнок не словил одежду — так он был напуган. Всё казалось невозможным. Влад было подумал, что происходящее вокруг — это кошмар, лишь злобная игра фантазии. Тем временем Коля носился по комнате, искал паспорт, студенческий и свидетельство о рождении сына; поднимал футболки, шорты, кофты, брюки, пальто и курточки и силой запихивал тряпки в две кожаных сумки.
На фоне играли не Бах и не Шуберт, а птицы, мат и вопли Семёна.
— Малыш, — отец наконец-то нашёл время подойти к сыну, — я понимаю, что ты боишься, что всё напоминает кошмар, — Коля поцеловал детскую щёчку. — Это и есть кошмар, который закончится, только если мы оденемся и уйдем как можно быстрее.
— Правда? Всё закончится? — Влад говорил еле-еле, в глазах стояли крупные слёзы.
— Да, обещаю, только одевайся, прошу.
Коля окинул комнату долгим, внимательным взглядом, мигом перебрал в голове детали: «Всё готово…» Но, когда он осматривал кровати и шкаф, стол и лежащего рядом Семёна, в дверях мелькнуло две фигуры, которые он не мог не заметить. То были сосед и дежурный. Оба лезть не стали, подорвались и наперегонки побежали к консьержу. К этому обстоятельству Коля был готов, а потому он не смутился, выдохнул и сел рядом с кроватью, чтобы и завязать сыну ботиночки.
Влад отходил. Он верил отцу и без остановки повторял: «Быстрее собраться, быстрее уйти! Тогда всё закончится…» Они привыкли к визгу, разносящемуся по комнате, по коридору, по всему общежитию, и не обращали на него внимания.
Коля схватил Влада за руку, когда тот оделся, и повёл в коридор. Ребёнок встал у самой двери, он взглянул на дядю Сёму и обмер.
— Твоя мать, — коротышка не успел договорить, когда прямо в рот прилетел плевок.
— Не слушай, пойдем, — со всей земной лаской, будто не было ни драки, ни плевка, Коля обратился к сыну и поволок его.
Бело-зелёные стены отражали горящий рассвет так сильно, что общажный коридор можно было спутать со входом в рай. Их ненадолго ослепило, но Коля не сбился. Он шёл прямиком к запасной лестнице, которая — он знал наверняка, — открыта и позволит им незаметно спуститься, исчезнуть. Как только они дошли до спасительной двери, в другом конце коридора показалась толпа: толстая консьержка орала в трубку, рядом шли два полусогнутых дежурных, а за ними тянулась длинная вереница жильцов, которые всё шептались и жаловались. Коля наскоро открыл тяжёлую дверь, подтолкнул Влада и пошёл следом.
Они вовремя скрылись.
Улица была мертва, лишь птицы жили, по-прежнему пели. Немудрено, ведь стрелка часов едва дошла до пяти. Всё зеленело и переливалось, даже полузалатанный, исплеванный асфальт. Задний двор общежития, куда вышли Коля и Влад, выглядел значительно хуже переднего, главного. Он казался ещё беднее, походил не на заросший участок, каким был центральный вход, а на поле, где проехалось двадцать танковых батальонов и куда упала водородная бомба, — по национальной традиции, внутренняя сторона задыхалась, когда внешняя пировала.
Коля не оглядывался, не ждал позади толпы. Почему-то он был твердо уверен, что никто не заметил их. «А если кто и догадается проверить аварийную лестницу, будет слишком поздно», — говорил себе Коля и несся в ближайший сквер, волоча за собой сына. Влад совсем уже проснулся и почти отошёл от произошедшего. Детский мозг любит создавать игры из чего попало, несмотря на жестокость этого «попавшего». Например, мальчики веками извращают понятие о войне, когда расставляют зелёных солдатиков по ковру или берут палку и целятся ей в ребят; девочки же представляют себя счастливыми и несчастными возлюбленными, пытаются вести быт, сходятся и разводятся, хотя вся эта канитель довела не одного человека до убийства. Вот и теперь Владу казалось, что всё хорошо, что новый шпионский сюжет вот-вот закончится и никто не сядет за решётку.
В сквере отец и сын не задержались, Коля лишь осмотрел Влада — не хнычет ли, застегнута ли куртка, не развязались ли шнурки, — во всём убедился, крепче сжал тёплую ручку и пошёл дальше. Дорóгой они молчали. Влад видел напряжение отца (у того сразу появлялись неглубокие, моложавые морщины у губ и носа) и старался не донимать его вопросами. Скоро они вышли на широкий проспект, где жизнь не останавливалась, как во дворах. По краям дороги катились большие уборочные машины, которые мыли асфальт и сгоняли с него пыль, при этом негромко пища. По тротуарам шли дворники, которые заправляли в урны новые мешки и смахивали редкие листья, всё время зевая. То ли от недосыпа, то ли от привычки видеть ранних пташек, никто из них не посмотрел в сторону Коли и Влада.