— А поцеловать?
Наклоняюсь и целую в гладкую ягодицу — вернее, ставлю засос. И только тогда Ян резко разворачивается:
— Ты идиот?
— Возможно!
— Отвали от меня!
— Уже! — Я победно удаляюсь — по-моему, я справился.
Уже через час мы ели всем семейством Янкину картошку, ему было разрешено сидеть за столом (в этот раз одетым). Вечером прикатили его дядя и тётя. Привезли ему что-то, долго болтали. Я залез в Инет и взял задание по пропущенным урокам (я пай-мальчик). Потом ввёл в поисковик «убийство комаровские 20.. год». Та-а-ак! Информация есть. Но скудная.
Комаровский Эдуард Генрихович — известный в городе N-ске бизнесмен. Владелец крупной строительной компании. Его жена Ольга — хозяйка салона красоты и фитнес-клуба. Красавица. Сыну тринадцать лет, ученик такой-то школы. Фотография. ЭТО ЯН? Зайка с русыми волосиками. Так, грабители обманули ребёнка. Янку, что ли? Проникли в дом, пытали отца, хотели узнать, где деньги. Зарезали мать и отца на глазах у сына. Потом издевались над сыном. Имя не названо, но ясно же над кем. Ребёнок жив, находится в тяжёлом состоянии. Грабители думали, что он мёртв. Ушли, а он дополз до телефона и вызвал полицию. Ужас! Так. Подозреваемые взяты по горячим следам. Главный свидетель (это Ян, наверное) не может давать показания, но доказательств хватает. Суд. Ага, посадили отморозков, дали на полную катушку. Их было трое. Это максимальная инфа. Больше ничего не пишут.
Когда его родственники ушли, Машка принялась читать Яну природоведение. Я, улыбаясь, сидел в кресле и на коленках делал домашку по русскому. Идиллия! Почти. Если бы не мои Интернет-познания.
Завтра ещё один день рядом с ним. Потом я в школу — его на домашний стационар. Уже в ночи, когда все легли спать, Ян шёпотом потребовал, чтобы я никогда не трогал его задницу. И был почти серьёзен. Я почти пообещал и не был так серьёзен. Мы целовались…
========== часть 7 ==========
21 октября
Не трогать его задницу? Чёрта с два!
Всю ночь я танцевал с Яночкой, держа его именно за задницу, зная, что на его коже горит мой засос. Что танцевал? Кажется, этот танец называется пасодобль! Яночка — воплощение быка, я — воплощение тореадора. Танцевали мы в нашем спортивном зале, Ян был в легендарной, но целенькой футболке со Спанч-бобом. Во время танца я пытался ртом снять колечки с уха, но зацеплялся зубами и выдирал их с кожей. Яночка хохотал, как будто ему щекотно от этого, а я сплёвывал колечки на пол, оставляя на нём красные пятна. У розового текла из разодранного уха густая кровь, а я пытался и её слизать. Этот сюрреалистический обдолбанный танец всё никак не заканчивался, у меня кружилась голова, и я мял рукой Янкины ягодицы… Мамочки! Я вздрогнул и проснулся…
Может, лучше было бы не просыпаться? Как он тогда сказал? «Не смешно».
Ян лежал на животе, отвернувшись от меня. А вот я примостился почти полностью на Яне! Левая нога обнимала его правую ногу, рука на его заднице (вот что значит выражение «сон в руку»!), моё лицо зарылось в розовых волосах. Но вся эта живописная картина маслом — фигня по сравнению с реальным стояком. Мой член упирался в его бедро, и мне даже кажется, что в пах сердце переместилось и стучит там… Ё-о-о! Меня подбросило и унесло в душ, по дороге споткнулся и грохнулся на пол. Это вместо будильника всем страждущим на работу!
Стоял в душе минут пятнадцать, вода холодная. Дрочить уже закончил. Прижался лбом к кафелю. Что за хрень! Я что, гей? Нет, нет, нет! Я просто заигрался! Все эти поцелуи, шлепки и пируэты надо прекращать! Это расплата, зачем домогался его? Шептал в ухо и стонал в губы! Но я ведь ничего такого не хотел! Точно не хотел? Нет, нет, я не голубой! Просто утренний стояк, со всяким бывает! Кого ты уговариваешь? Дрочил-то ты на образ Марты Ивановны, что ли? Нет ведь, на светло-розовый лик Яночки, будь он проклят, ублюдок! И сон, конечно, просто отличный, best of the best! Никаких игр сегодня! Спать на диван! А если он заметил? Не-е-е, не должен, спал, как суслик! Интересно, каково это — трахаться с парнем? Фига ли я об этом думаю? Я его не хочу! Он па-а-арень! Прекратить панику! Интересно, что он чувствует ко мне? Не посылает ведь меня! Ненавижу его, почему он не останавливает меня? Ну, я попал!
Стучит отец:
— Миш, ты там что, утонул?
— Выхожу уже!
Ещё минут пять стою, медитирую: Я не гей! Я не гей! Я не гей! Я не гей! Я не…
Мантра собственного сочинения помогает плохо!
Теперь постучала Машка:
— Ми-и-иш! Ну, выходи уже!
Завернулся в полотенце. Вышел. Отец поджидал прямо у двери.
— Ты чего соскочил? Тебе плохо, что ли?
— Да уж, ничего хорошего! — прохожу мимо, на кухню, заряжаю кофе-машину.
Завтракаем втроём: с Машкой и отцом. Машка рассказывает очередную ерунду про какую-то Ритку-предательницу. Чувствую, отец тоже не слушает её. Очередные ЦУ на сегодня: днём приедет Светуля («приготовь что-нибудь»), пол в кухне бы помыть («стыдоба!»), поставить два укола, смотреть, чтоб лежал, не скакал, наушники забрать, от репетитора меня никто не освобождает… Я внимаю. И отец вдруг говорит:
— Завтра он уедет, всё пройдёт…
Встаёт и уходит, болтает с Машкой в коридоре. Я сижу в прострации. И вот думаю, за что мне такой отец достался? Сидел, наверное, ещё с полчаса — околел в полотенце-то. Пошёл в комнату, Яночка всё ещё спит на животе. Переодеваюсь, иду мыть пол — труд, он облагораживает!
Трудился я самоотверженно, выдраил коридор и пропылесосил в большой комнате. Когда возился под столом на кухне, увидел босые худые ноги:
— Я бы и помочь мог! — промолвили ноги.
— Поможешь, если ляжешь обратно…
Ноги потоптались, развернулись и на носочках обиженно удалились.
— Домою — покормлю! — крикнул я, почти извиняясь.
Ноги не ответили.
Сегодня розовый умывался сам и ел сам (хотя и в постели). Я демонстративно делал уроки. Сейчас это так называется! Тупо листал учебники и внимательно пересчитывал строчки, потом стал раскрашивать волосы Декарту в книжке. Пауза затягивалась.
— Я тебя чем-то обидел? — тихо спросил Ян.
— Не парься, чем ты меня мог обидеть?
— Тогда что за траур?
Что я скажу?
— Да всё нормально! Давай укол тебе поставлю! — даже типа улыбнулся ему.
Принёс шприц, Яночка уже на животе улёгся, зад в боксёрах отклячил. Я спустил резинку, сделал укол. Натянул обратно трусы. Положил шприц на тумбочку. А розовый так и лежит ко мне спиной, как будто ждёт чего. Задумчиво провожу ладонью по его ноге, от пятки до ягодицы. Ян напрягается, покрывается гусиной кожей. Тыльной стороной ладони спускаюсь по другой ноге. Начинаю маршрут заново, веду ладонью уже по внутренней стороне ноги и обратно. Бли-и-ин, у меня стоит!
Наклоняюсь лицом в нежную кожу под коленом и говорю синей жилке на бледной коже:
— Что ты сделал со мной, урод? Сначала превратил меня в агрессивного дебила, теперь в тряпку. А я не такой! У меня всегда всё правильно было: мечты, девчонки, друзья, спорт… И тут ты со своими нелепыми волосами. Ты не отстраняешься от поцелуев, ты не сопротивляешься, когда я лапаю тебя! Как будто это нормально! У меня ощущение, что я запачкался об тебя, твоей тоналкой, твоей тушью, твоей кровью. Ты заразен, я розовым становлюсь. Я стал противен себе… Ты прекрасен, но я, наверное, ненавижу тебя… или себя… Я хочу от этого избавиться… пасодобль, блядь…